Мария Владимировна Корогодина, научный сотрудник отдела рукописей Библиотеки Российской академии наук, Санкт-Петербург


Руководствуясь исповедными текстами, кающийся открывал духовнику свои грехи, как обыденные, так и самые затаённые. Исследование исповедных вопросников позволяет проникнуть в частную жизнь и внутренний мир человека и проследить формирование и изменение представлений о грехе и добродетели. Такие тексты сохранились в составе богослужебных рукописей: требников, служебников, богослужебных сборников. Изучение этих рукописей и стало основной задачей моей работы.

Чем грешит «Тайная исповедь…»
Русские исповедные тексты изучались мало. Впервые на них обратил внимание как на источник для изучения жизни русских людей А. И. Алмазов. В 1894 г. он выпустил большой трехтомник «Тайная исповедь в православной восточной церкви».1 Основная часть его посвящена истории становления чина исповеди, что скорее относится к области литургики, а не истории. Но именно Алмазов собрал значительное число списков исповедных вопросников и поновлений, опубликовал их, систематизировал и в общих чертах пересказал содержание. В течение следующего столетия книга Алмазова оставалась основным трудом, на выводы которого полностью полагались исследователи, обращавшиеся к исповедным текстам. К сожалению, труд Алмазова не лишён недостатков: тексты в нём опубликованы с ошибками, часто существенными, а датировка рукописей и выводы о взаимоотношениях различных редакций требуют пересмотра с учётом современных знаний и методик исторической науки. Другим автором, к трудам которого неизбежно обращается исследователь исповеди в России, является С. И. Смирнов. Его книга «Древнерусский духовник»2 (1913 г.) до сих пор является наиболее полным исследованием по истории духовничества. В качестве приложения к своему труду учёный задумал опубликовать ряд текстов по истории духовничества. Однако эта публикация стала в итоге самостоятельной книгой.3 Смирнов опубликовал около четырёх десятков древнерусских текстов: церковных правил, поучений и посланий, и сопроводил их тонкими источниковедческими и текстологическими наблюдениями. Многие его выводы о произведениях древнерусских иерархов не устарели до сих пор. Однако к исповедным вопросникам, поновлениям и епитимейникам исследования Смирнова имеют лишь косвенное отношение: исследователь отказался от их изучения, сосредоточив внимание на литературе канонического и учительного характера.
В историографии советского времени исповедные тексты по известным причинам не изучались, и лишь с началом перестройки историки стали использовать их как дополнительный источник по истории быта, взаимоотношений различных слоёв общества, представлений русских людей. К исповедным текстам обращались Я. Н. Щапов, Б. Н. Флоря, Н. Л. Пушкарёва, Е. Левина, А. Л. Топорков и другие.4 Однако их знакомство с исповедными текстами ограничивалось книгой Алмазова, что неизбежно вело к повторению ошибок автора этого труда. И хотя исповедные тексты являются очень интересным и ценным источником для изучения повседневной жизни и представлений русских людей, делать выводы об исторической реальности, опираясь только на публикацию столетней давности, невозможно.

В традициях научного описания рукописей
Для современного изучения исповедных текстов понадобилось, прежде всего, обратиться к рукописям, их содержащим, и постараться определить взаимоотношение списков и историю создания текстов.
Первая же сложность, с которой сталкивается исследователь при изучении исповедных текстов, заключается в их малом объёме, из-за чего они часто просто не упоминаются в печатных описаниях рукописей. В этом отношении огромную ценность приобретают традиции научного описания рукописей, принятые в рукописном отделе Библиотеки АН, начало которым положил В. И. Срезневский. При описании богослужебных рукописей, сделанном Срезневским совместно с Ф. И. Покровским, учёный отмечал все, даже самые незначительные по объёму тексты, в том числе исповедные. Та же традиция сохранилась и в первом выпуске описания Архангельского собрания БАН, где также при описании богослужебных рукописей указывается не просто «чин исповеди», но перечисляются отдельные исповедные тексты, входящие в его состав. Это значительно облегчает работу исследователя, избавляя его от необходимости впустую просматривать многие рукописи.
К сожалению, современное состояние археографии не позволяет опираться только на печатные описания — ведь описана лишь малая толика хранящихся в библиотеках и архивах рукописей. Таким образом, исследователю приходится самому выявлять исповедные тексты из неописанных рукописей. Первый вопрос, который встаёт перед исследователем: где, в каких фондах искать нужные тексты? Конечно, богослужебная рукопись может оказаться почти в любой коллекции древнерусских рукописей, но есть фонды, в которых богослужебные рукописи представляют основной массив. Как правило, коллекционеры редко собирали богослужебные тексты; чаще их интересовали летописи или грамоты, четьи книги или певческие рукописи. Поэтому в таких коллекциях богослужебные рукописи встречаются лишь от случая к случаю. Исключение составляют коллекции старообрядцев, которых особенно интересовала церковная практика, принятая до раскола. Так, древнерусские рукописи с исповедными текстами мы находим в коллекции Каликина (БАН и РНБ), Большакова, Егорова (РГБ).
Однако основная часть богослужебных рукописей, конечно, находится в исторически сложившихся собраниях, принадлежавших монастырям или другим крупным церковным центрам: архиерейским кафедрам, соборам, Синоду, крупным церковным деятелям, в том числе патриарху (ныне Синодальное собрание ГИМ). Рукописи из крупных монастырских собраний, таких как КБ и Соловецкое (РНБ), собрания Троице-Сергиевой лавры и Иосифо-Волокаламского монастыря (РГБ), Александро-Свирского монастыря (БАН) или крупных церковных центров, таких как Софийское собрание РНБ, представляющее собой во многом собрание новогродской митрополичьей кафедры, имеют то достоинство для исследователя, что уже один их шифр часто отвечает на вопрос о месте написания или бытования рукописи. Поэтому для любого исследователя так важна работа, проводимая сотрудниками библиотек и архивов, по реконструкции средневековых библиотек, разрозненных в настоящее время, как, например, замечательное исследование по реконструкции Антониево-Сийской библиотеки.5
Не менее ценно для исследователя сохранение исторически сложившихся территориальных собраний, таких как собрание Архангельского Древлехранилища (БАН), в котором собраны рукописи, принадлежавшие многочисленным монастырям и приходским церквам русского Севера; или же территориальные собрания, привезённые из археографических экспедиций, современные традиции которых также были заложены в БАН. Немало таких собраний, привезённых сотрудниками библиотеки уже в середине — второй половине ХХ в., и ныне хранится в БАН: Белокриницкое, Беломорское, Вятское, Каргопольское и многие другие. К сожалению, в коллекциях, собранных отдельными знатоками и любителями рукописной книги, происхождение рукописи часто остаётся неизвестным — ведь коллекционер обычно покупает книгу у перекупщика, и даже не знает, откуда она привезена, где хранилась. Тем большую ценность приобретают рукописи, привезённые из археографических экспедиций. Такие книги учёный-археограф получает из рук владельца, и благодаря этому часто узнает не только, где рукопись хранилась последние годы, но и откуда еёполучил последний владелец.

Исповедник для холостяка
Знакомство с историей археографии позволяет очертить круг тех фондов, в которых с наибольшей долей вероятности можно найти рукописи с исповедными текстами. Следующая трудность, с которой сталкивается исследователь, определяется структурой исповедных текстов. Тексты, представляющие собой списки отдельных вопросов, не связанные между собой сюжетно и не имеющие формуляра, не позволяют использовать методы классической текстологии или дипломатики, а требуют разработки особых методов изучения для того, чтобы определить взаимоотношение редакций. Это — задача скорее для филолога, а не для историка, и для решения требует анализа опыта изучения других сложных и дробных по составу текстов.
И всё же наибольший интерес вызывает не взаимоотношение текстов между собой, а те сведения об исторической реальности, которые мы можем извлечь из исповедных текстов. Эти тексты касались всех сторон жизни человека. Духовник стремился как можно более подробно, не упустив ничего, расспросить кающегося обо всех возможных прегрешениях. Исповедь затрагивала все стороны жизни человека, день за днём перебирая события, обращаясь и к повседневному быту, и к отдельным происшествиям, и к отношениям с другими людьми: членами семьи и соседями, подчинёнными и вышестоящими. Духовническая практика потребовала создания особых текстов для разных групп кающихся. Так появились отдельные исповедные тексты для мужчин и женщин, для монахов и священников, для детей, холостяков, женатых и вдовцов. В XVI в. возникают специальные тексты для «вельмож» и их жён, а в XVII в. — для земледельцев, купцов и даже для царей и патриархов. В каждом таком тексте рассматривались грехи, характерные для данной группы кающихся; таким образом охватывались практически все стороны жизни русского общества. Русское средневековье не знает другого источника, который столь подробно говорил бы о повседневной жизни, верованиях, взаимоотношениях различных социальных групп людей. Тем не менее, именно слепое доверие этому источнику, попытка воссоздать только на его основе картину жизни древнерусского общества представляет наибольшую опасность. Очень многое заимствовалось составителями исповедных текстов из книг, в том числе из переводной литературы, и скорее отражает взгляды византийских книжников XI–XII вв., чем русских людей XV–XVI вв. Исследователю всегда приходится задумываться: то, о чем спрашивает духовник, действительно характерно для жизни русских людей XV–XVII вв., или это лишь отголосок книжной культуры того времени, не находящий соответствий в реальной жизни. Это, пожалуй, наиболее трудная часть исследования, требующая кропотливого сравнительного анализа различных источников. Кроме того, необходимо учитывать и то, что исповедные тексты дают достаточно однобокую картину, представляя жизнь человека как череду прегрешений и оставляя за пределами все светлые стороны человеческой натуры.

После столетнего перерыва
«Исповедь в России в XIV—XIX вв. ...» можно рассматривать лишь как первый после столетнего перерыва опыт источниковедческого изучения древнерусских исповедных текстов. Дальнейшее изучение богослужебных рукописей позволит выявить новые исповедные тексты, до сих пор не введенные в научный оборот. Методика текстологического изучения таких дробных по структуре текстов, как исповедные, также требует дальнейшего совершенствования. И самое главное: для работы по реконструкции жизни и представлений средневековых русских людей на основе исповедных текстов необходимо сделать ещё очень многое. Потребуется сравнительное изучение византийских, латинских и древнерусских епитимийных и исповедных текстов, чтобы выявить заимствования; изучение канонического права XIV–XVI вв. позволит лучше понять этапы развития покаянной дисциплины. Сравнительный анализ исповедных текстов и нарративной и учительной литературы позволит понять, как в жизни реализовались те ситуации, о которых говорят исповедные тексты; действительно ли те поступки, о которых спрашивал духовник, осуждались в обществе, или же эти запреты существовали лишь в сознании церковных иерархов. Таковы лишь общие направления, которые можно наметить в дальнейшем изучении исповедных текстов.

1 Алмазов А. И. Тайная исповедь в православной восточной Церкви. Опыт внешней истории: Исследование преимущественно по рукописям. Одесса, 1894. Т. 1–3.
2 Смирнов С. И. Древнерусский духовник. Исследование по истории церковного быта. — М., 1913.
3 Смирнов С. И.. Материалы для истории древнерусской покаянной дисциплины: Тексты и заметки. — М., 1912.
4 Щапов Я. Н. Византийское и южнославянское правовое наследие на Руси в XI–XIII вв. М., 1978; Флоря Б. Н. Исповедные формулы о взаимоотношениях церкви и государства в России XVI-XVII вв. // Одиссей. Человек в истории. Историк и время. — 1992. — М., 1994. — С. 204–214; Пушкарева Н. Л. Женщины Древней Руси. — М., 1989; Пушкарева Н. Л. Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X – начало XIX в.) — М., 1997; Секс и эротика в русской традиционной культуре / Сост. А. Л. Топорков. — М., 1996; Levin E. Sex and Society in the World of Orthodox Slavs, 900–1700. — London, 1989.
5 Белова Л. Б., Кукушкина М. В. К истории изучения и реконструкции рукописного собрания Антониево-Сийской библиотеки // Материалы и сообщения по фондам Отдела рукописной и редкой книги. — Л., 1978.