Есть старинная легенда, в которой рассказывается о мираже библиотеки в пустыне. Мираж этот появляется всегда в одном и том же месте и очень долго не исчезает.

Строго говоря, он вообще никуда не исчезает, а так и торчит на этом самом месте уже не одно столетие. Раньше там был коптский монастырь, потом какая-то миссия, потом ещё что-то в этом роде, и от всего этого остался только мираж библиотеки — как самый устойчивый и консервативный. Некоторые даже полагают, что это вовсе не мираж.
Это самое чистое, ухоженное и прохладное место во всей пустыне. Чистоту и порядок там поддерживают брат библиотекарь, брат библиограф и брат методист. Когда-то давно там были ещё какие-то братья из обслуживающего персонала, но со временем они все разбрелись по другим, более перспективным миражам. Остались только эти трое. Чтобы защитить книги от прямых солнечных лучей и песчаных заносов, они вырастили вокруг библиотеки сад — очень приличный для такого небольшого миража. В круглом внутреннем дворике бродит белый осёл с бархатными ушами и насмешливо щурится на солнце, а прямо перед входом в мираж, заманивая посетителей, журчит фонтан и качаются на ветках мандарины, нежно позванивающие на ветру.
Библиотека открывается в семь утра и закрывается в полночь. Брат методист периодически настаивает на введении круглосуточного обслуживания, но остальная братия его не поддерживает.
— Вы консерваторы, коллеги, — говорит им брат методист. — Как хотите, а это дурацкое упрямство и больше ничего. Какая вам разница? У вас всё равно бессонница, а это увеличило бы посещаемость.
— Увеличило бы ЧТО? — спрашивает брат библиотекарь, расставляя книги в выставочной витрине.
— Я понимаю вашу иронию, — заводится брат методист, стараясь не показывать, что он завёлся. — Но иронизировать, знаете ли, легче всего. Вон наш осёл тоже ходит и иронизирует… Это очень удобный способ не замечать назревающих проблем! Гораздо сложнее пытаться эти проблемы решить… Какого чёрта вы всё это делаете, брат библиотекарь?! Никого же нет! НЕТ! И не будет! Никто не придёт и не увидит, что вы тут нарасставляли! НИКТО НИКОГДА НЕ ПРИДЁТ!
— Откуда вы знаете, брат методист? — кротко возражает брат библиотекарь. — А если всё-таки кто-нибудь придёт? Придёт, а у меня выставка не готова. Нехорошо.
— Выставка… Какая выставка? Кому, к чертям собачьим, нужна эта ваша выставка?!
— Ну, как же… Сегодня у нас важная дата. Юбилей. Шестьдесят лет назад где-то в этом районе Экзюпери познакомился с Маленьким Принцем. Вы всерьёз полагаете, что мы можем проигнорировать это событие?
— Сент-Экзюпери, — мягко поправляет его из угла брат библиограф.
— Боже мой, ну, Сент-Экзюпери… какая разница?
— Как это — какая разница? Опять будете ставить его на букву «Э».
— А его и надо ставить на букву «Э». Это правильнее и логичнее. Кто будет его искать на букву «С»? Смешно, честно слово…
— Коллеги, о чём вы? — стонет брат методист. — Какие буквы? Какой Экзюпери? Вы уверены, что он упал именно здесь? И именно шестьдесят лет назад — а не, допустим, семьдесят и не сто? Может быть, он вообще ещё не падал, а? А упадёт как раз сегодня?.. Вы же варитесь в своём соку и не замечаете, что живёте вне времени и пространства! Вы застыли! Закостенели! Вы не желаете понять, что нужны какие-то новые способы… новые методы привлечения людей! Новые формы обслуживания, в конце концов!
— Вы напрасно так горячитесь, дорогой брат, — снова подаёт голос брат библиограф, который сидит в углу перед компьютером и, то и дело меняя кисточки, разрисовывает монитор киноварью и берлинской лазурью. — Мы тоже не чуждаемся новых форм. Вот в прошлом году, когда я был на библиографическом конгрессе в пустыне Гоби…
— А не пойти бы вам к чёрту с вашими конгрессами, дорогой брат? Вы бы лучше посмотрели, в каком состоянии у вас каталоги! И вы тоже, дражайший брат библиотекарь… Сколько я вас прошу! Сколько я вас умоляю выставить хотя бы часть книг в открытый доступ! Это же привлечёт посетителей! Нет! Упёрся, как баран, и не хочет ничего выставлять!
— Как можно? — крестится брат библиотекарь, поправляя книги в витрине и запирая её на замок. — Здесь же сплошь одноэкземплярные издания, раритеты… Вы глазом моргнуть не успеете, как их разворуют.
— Разворуют их… Разворуют!.. Кто их разворует. КТО?! Никого же нет! Ни одного человека нет! Ни единого!
— А если никого нет, то тем более нет смысла их открывать. Как-никак я отвечаю за сохранность фонда.
— Боже мой! Он отвечает! Кто бы говорил! А кто на той неделе скормил верблюду однотомник Оуэна?
— Это как раз был дублет. К тому же списанный по акту. И потом, вы же сами говорили, что мы должны удовлетворять нужды всех посетителей без исключения. Я так радовался, когда он зашёл… этот верблюд. Такой интеллигентный молодой человек… вежливый, немногословный…
— Боже мой! Боже мой! — стонет брат методист, садится в свободный угол и всхлипывает.
— Коллеги, — просит брат библиограф из-за монитора, — как мы можем требовать соблюдения правил от посетителей, если сами же их не соблюдаем? В читальном зале нельзя шуметь. И уж тем более плакать. Мы же мешаем.
— Кому? — сквозь слёзы спрашивает брат методист.
— А вы уверены, мой дорогой, что это имеет такое уж решающее значение? Не на все вопросы сразу можно ответить. Но рано или поздно ответ найдётся. Вам ли это не знать? А вы, — обращается он к брату-библиотекарю, — напрасно не зажигаете лампы. В это время суток ещё темно. Нельзя, чтобы читали без света. От этого портится зрение.
Брат библиотекарь согласно кивает и начинает ходить, прихрамывая, вдоль рядов и зажигать настольные лампы на пустых столах. На коричневых лысинах глобусов загораются жёлтые блики. Часы в углу беззвучно отбивают девять утра. Сквозь длинные стрельчатые окна видно, как мимо тянутся караваны и исчезают у горизонта в переливчатом песчаном тумане.
— Мы мало себя рекламируем, — всхлипывает в углу брат методист. — У них же о нас совершенно устаревшие представления! Они думают, что раз мы мираж, то стоит только подойти поближе, как мы исчезнем, и толку от нас не будет!
— Про миражи банков и казино они почему-то так не думают, — мягко возражает брат-библиотекарь, зажигая последнюю лампу.
— Вот именно, — сокрушается брат методист. — Я просто уже не знаю… я в растерянности… у меня голова пухнет… Ведь мы же всё здесь сделали — всё, что душе угодно! Оазис. Колодец. Киоск с газировкой. Выставка песчаных скульптур во внутреннем дворике — чудо искусства, сделаны без единой капли воды! Недавно ввели новую услугу: навигатор-путеводитель по пустыне! Но они же теперь все умные! Они же и без навигаторов всё знают! Вот когда заблудятся, к чертям, среди барханов этих, тогда небось вспомнят нас, только уже поздно будет! Может, плюнуть на всё и развеяться к чертям собачьим?
— Как можно, дорогой брат? — вздыхает брат библиограф. — И перестаньте, ради Бога, ежеминутно поминать чертей.
— Я так больше не могу, — горюет брат методист, обняв обеими руками глобус. — Я устал от этой бессмыслицы... от нищеты… от унижений… Я не могу больше ходить в рубище и питаться акридами!
— Помилуйте, коллега, но вы же их всё равно не кушаете, акрид, — уговаривает его брат библиотекарь. — Вы им читаете свои разработки по руководству чтением. Полно вам прибедняться, честное слово. Вы же у нас дипломированный специалист. И пирожки с мандариновым вареньем печёте божественно.
— Кстати, — говорит из угла брат библиограф.
— Кстати, — подтверждает из-за стеллажа брат библиотекарь.
Брат методист сердито сморкается, вытирает слёзы и идёт вниз, на кухню.
— Ретроконверсию не успеваю закончить к концу квартала, — вздыхает брат библиограф, провожая его взглядом. — План горит. Просто беда.
— Вот именно, — кивает брат библиотекарь. — Они думают, что ретроконверсию можно сделать без сплошной сверки! Кому она нужна-то, без сверки? Поинтересовались бы, прежде чем план спускать! А ещё меня умиляет это их отношение к сохранности… Прислали вот такие тонюсенькие цепочки. Дёрнешь одним пальцем — и всё, готово! И что, я ими буду приковывать к столам «Сумму теологии»? Какой, спрашивается, смысл? Лучше уж вообще не приковывать!
Снизу начинает наплывать запах горячих пирожков с мандариновым вареньем и растекаться по читальному залу, мешаясь с запахом формалина и коленкоровых переплётов.
— И это их не привлекает, — бормочет брат библиотекарь. — Может, у этих нынешних бедуинов вообще нет обоняния?
— И правильно, что не привлекает, — отзывается из угла брат библиограф. — Это же библиотека, а не харчевня. Полно, дорогой брат. Всё будет хорошо. Они придут. Главное — всегда быть готовыми к их пришествию. Встал поутру, умылся, привёл себя в порядок — и сразу же приведи в порядок свою библиотеку.
В дверь осторожно просовывается очень курносое, очень узнаваемое лицо.
— Извините, — говорит оно, — у нас тут небольшая авария… Даю вам слово, нам много не нужно. Пара номеров «Le Monde», глоток кофе… пара круассанов… Мы не отнимем у вас много времени…
— Я говорил! — победно кричит с кухни брат методист. — А вы: «шестьдесят лет»! «семьдесят лет»! Ретрограды! Консерваторы! Не выпускайте его, я сейчас бегу!
Брат библиотекарь дрожащими руками хватается за газетную подшивку, потом берёт себя в руки и строго спрашивает:
— А паспорт у вас с собой? Мы по паспорту записываем.
— Видите ли… — огорчается курносое лицо в дверном проёме.
— Ну, раз уж сегодня забыли, то ничего, — поспешно говорит брат библиотекарь. — Проходите. Разумеется, мы сделаем для вас исключение. Но в следующий раз, пожалуйста, не забудьте паспорт и фотографию. Такие у нас правила.

Хильдегард
hildegart.livejournal.com