Вилли Александрович Петрицкий, действительный член Академии гуманитарных наук, член Союза журналистов России, профессор, доктор философских наук, Санкт-Петербург

Библиотекарь от Бога — это и советчик, и учитель, и настоящий подвижник, надёжный кормчий в путешествии по книжному океану.

Сколько себя помню, всегда был неразлучен с книгой. Родные шутили: «Ты и родился с книжкой в руках…» Бабушка-учительница рано приохотила нас, меня и младшего брата, к чтению: уже в четыре года мы бойко читали детские книги. Весна 1938 — го. Маму, брата и меня в 24 часа выселяют из Ленинграда как «семью врага народа». Дед и мама пакуют самое неотложное, а мы крутимся у них под ногами, суём наши книжки и чуть не плачем: «Без них мы никуда не поедем…» Поехали-таки в ссылку. И книги поехали. Без них не пережить нам тяжких военных лет. Голодные одноклассники на рынке промышляли воровством и отправлялись в колонии. Мы тоже голодали жутко, меня в 1943-м свалила с ног дистрофия в последней стадии, но книги спасли нас: брат и я читали взахлёб. Город Рыбинск ежевечерне бомбили. Мама и брат спускались со второго этажа в подъезд, готовые выбежать, если деревянный дом загорится или начнёт разваливаться, а я, оставшись в нашей крохотной комнатушке, читал гоголевские «Вечера на хуторе близ Диканьки». Ныне брат и я нередко вспоминаем книгу, тогда по очереди читавшуюся — созвучный тому времени роман Эриха Мария Ремарка «На западном фронте без перемен», вышедший в издательстве «Земля и фабрика» в 1920-х гг. Книга позже пропала или была зачитана, но брат отыскал у букинистов точно такое же издание.
В военные годы начал писать стихи. Моими ближайшими друзьями стали книги Александра Сергеевича Пушкина и … сборники Константина Симонова. А когда в городской газете появились мои стихотворения, да к тому же мне была присуждена премия на городском литературном конкурсе, незабвенные мои школьные Учители — литератор
З. З. Микульский и историк Б. А. Волков (первому я позже посвятил стихотворение «Грядущим дням», опубликованное в ленинградской газете «Смена» в октябре 1966 г.) свели меня с библиотекарями Центральной городской библиотеки Рыбинска. Какие милые, знающие, доброжелательные и смелые женщины работали в конце 1940-х гг. в библиотеке! В полутёмный закуток мне приносили стихотворные сборники
А. Блока, К. Бальмонта, С. Есенина… Именно тогда прочувствовал и глубоко осознал: библиотеки — обиталища знания, передаваемого от поколения к поколению.
Став студентом Ленинградского университета, обрёл сразу два родных дома: Публичную библиотеку им. М. Е. Салтыкова-Щедрина и Фундаментальную научную библиотеку университета.
В Публичке две женщины взяли своего рода «шефство» над любознательным студентом. Первой из них оказалась Людмила Филипповна Векслер. Наши пути пересеклись на почве взаимной любви к поэзии. Удивительная память Людмилы Филипповны казалась начинённой стихами. Произнеси я «Не жалею, не зову, не плачу…», она тотчас же подхватывала: «Всё пройдёт, как с белых яблонь дым…»
По наивности я думал, мой старший друг знает всё на свете. На любой вопрос Людмила Филипповна обстоятельно отвечала. Меня, в ту пору уже вкусившего сладость библиофильской страсти, особенно подкупало, что в годы войны Людмила Филипповна спасала книжные собрания и архивы умерших от голода ленинградских библиофилов. Она красочно живописала героическую эпопею блокадных лет. Поднимаясь с букетиком цветов на последний этаж нынешнего Дома Крылова, где в крохотной комнатушке обитала Людмила Филипповна, я заранее знал — и сегодня уйду духовно обогащённым.
С Лидией Александровной Шохор-Троцкой сначала был знаком, что называется, шапочно. Однажды мне посчастливилось отыскать у букинистов книгу А. С. Полякова «О смерти Пушкина (по новым данным)» 1922 года издания с интересным экслибрисом А. С. Шохор-Троцкого, отца Лидии Александровны и я осмелился сообщить ей о моём приобретении. Обычно спокойная Лидия Александровна преобразилась и, оторвавшись от работы с каталожными карточками, поведала о богатой библиотеке отца, получившего в годы революции охранную грамоту от А. В. Луначарского; о дяде Константине Семёновиче Шохор-Троцком, который работал над изданием Полного собрания сочинений Л. Н. Толстого.
Спохватившись, Лидия Александровна пригласила заглянуть к ней домой, на Дворцовую набережную, когда мне будет удобно, но предварительно позвонив. Несколько встреч в нерабочее время состоялось, и я услышал немало интересного — и о дружбе Шохор-Троцких с семьями писателя К. М. Станюковича, издателя М. М. Стасюлевича; и о том, что все эти материалы Лидия Александровна передаёт в рукописный отдел родной библиотеки…
Не тогда ли в голову мою запала мысль передать собираемую мною коллекцию рукописей в Публичную библиотеку?
Лидия Александровна была библиографом от Бога. Бывало, задавал ей такие вопросы, что, казалось, ответить на них невозможно. Но мой кормчий по книжному океану, не смущаясь, брала меня под руку, вела в Генеральный каталог и за несколько минут отыскивала нужную карточку. Не помню ни одного отказа. Вот что значат талант и высочайшая квалификация!
В Фундаментальной научной библиотеке университета я обычно засиживался допоздна. Благо, до общежития на Мытне было десять минут ходьбы. Однажды заработался до того, что кто-то из женщин-библиотекарей оповестил: «Сдавайте книги! Закрываемся!». Проворно сдал книги и вышел в уже полутёмный длиннющий университетский коридор. Под ноги попала неряшливо скомканная газета на польском языке. Подобрал, чтобы бросить в мусорную урну, но в глаза бросились крупно набранные строки: «Великий Альберт Швейцер сказал: ‘‘судьбами людей нельзя играть, как пешками на шахматной доске’’…»
Кто такой Швейцер, я, студент-отличник, не знал. Спешно вернулся в библиотеку. Уже одетые библиотекари шли навстречу мне. Но одна ещё оставалась в зале и намеревалась выключить свет. Умоляюще попросил: «Принесите мне хотя бы одну книгу Альберта Швейцера». Библиотекарь поняла, что произошло что-то необыкновенное и через несколько минут протянула мне … три книги Альберта Швейцера. Попросил любезную женщину задержаться ещё на две-три минуты и, полистав книги, понял: один из Швейцеров — богослов, другой — музыковед, третий философ. Мог ли я в те минуты вообразить, что автор всех трёх книг — один человек…Мог ли представить: пройдёт сравнительно немного времени, и я получу письмо от великого Альберта Швейцера, напишу две диссертации, посвящённые его творческому наследию; книгу о нём, которая будет переведена на несколько языков, и стану одним из участников издания его труда «Письма из Ламбарене» в популярной серии «Литературные памятники» издательства «Наука»…
Так внимательный и доброжелательный библиотекарь, сам того не ведая, подвиг меня на нелёгкий путь первооткрывателя Альберта Швейцера и его творчества отечественному читателю. 
Труд библиотекаря, внешне незаметный, в действительности благороден и велик: нередко именно библиотекарь выступает в роли советчика, учителя, истинного подвижника. Идеалом библиотекаря для меня был и остаётся Николай Фёдорович Фёдоров* (1828–1903), который (воспроизвожу по памяти) полагал: за книгой кроется человек, её автор и её читатели, и следует всемерно уважать книгу из любви и уважения к человеку. Библиотека, по Н. Ф. Фёдорову, своего рода музей человека, истории человеческой мысли. К идеям Николая Фёдоровича об общем деле человечества прислушивались Лев Толстой и Владимир Соловьёв; Фёдоров был мыслителем-космистом и его учеником был один из гениев ХХ века — Константин Циолковский, создатель теории реактивного движения… Всегда с душевным трепетом и вниманием всматриваюсь в лица беседующих Толстого, Фёдорова и Соловьёва, талантливо изображённые Л. О. Пастернаком, и кажется, что-то из их беседы доносится до меня, до наших дней.
Полагаю всё-таки, библиотека не только музей. Библиотека — обиталище живого, развивающегося знания, лаборатория рождающейся новой мысли. Задумывая книгу, я обязан обратиться к библиотечным сокровищам, уяснить сделанное до меня, чтобы «не изобрести велосипеда». Я должен опереться на достигнутое полезное и подвергнуть критике ошибочные суждения и выводы. Словом, без обращения к библиотеке невозможно двигаться вперёд.
Казалось бы, современная наука накопила огромный запас знаний о природе и её законах, об обществе и законах его развития. Но действительность ставит перед нами новые загадки, преподносит новые сюрпризы. Мы сегодня ничего не знаем о так называемой «тёмной материи» и «тёмной энергии», существующих в нашей Вселенной. Выяснилось, дать обоснованные прогнозы извержения вулканов и предвидеть их последствия учёные сегодня не могут.
В современном мировом сообществе не предвидится создания действенных механизмов преодоления существующего разобщения народов, культур, различных религиозных конфессий. Ещё более опасно возрастание агрессивности не только организаций террористов, но и обычных граждан, обесценивание человеческой жизни… Человек всё ещё остаётся — увы! — едва ли ни единственным белым пятном на карте современной науки…
Поэтому сегодня на передний край науки выходят астрофизика и генетика, которые в обозримом будущем, возможно, сольются в единую фундаментальную сферу научного знания о Человеке как космическом явлении. Роль библиотек в этом процессе первостепенна. Американский астрофизик Карл Саган, ныне покойный, подчёркивал: «Крупнейшие библиотеки мира содержат миллионы томов, что соответствует десяти в четырнадцатой степени битам информации, заключённой в словах, и примерно десяти в пятнадцатой степени битам — в иллюстрациях. Это в десять тысяч раз больше той информации, что содержится в наших генах, и примерно в десять раз больше информации, хранимой в нашем мозге» (К. Саган. Космос. СПб.,2005.
С. 411). В какой бы форме ни пребывала книга в будущем, она сохранит свою миссию — оставаться надёжнейшим источником знания, и, следовательно, библиотекам жить в веках и тысячелетиях — вечно!