Ирина Ивановна Тихомирова, доцент кафедры детской литературы СПбГУКИ, кандидат педагогических наук, Санкт-Петербург


Каким быть новому Кодексу этики российского библиотекаря? — этот вопрос занимает и теоретиков и практиков библиотечного дела, и в том числе библиотекарей, работающих
с детьми.

Антон Чехов был, вполне вероятно, самым тонким знатоком нравственного кодекса, самым неустанным его исполнителем.
С. П. Залыгин. Литературные заботы

Вначале 1990-х годов в Россию хлынул поток западных идей и технологий. Библиотековеды ринулись копировать чужеродные научные наработки. На базе почерпнутых у иностранцев концепций и парадигм, которые посчитались передовыми, началась модернизация всего отечественного библиотечного дела в России. Во имя свободы доступа к информации оспаривались вековые традиции руководства чтением и библиотечной педагогики, отвергалась рекомендательная библиография, отрицалось воспитание, ломалось профессиональное сознание библиотекарей, сформированное на великих идеях Н. А. Рубакина,
Л. Б. Хавкиной, А. А. Покровского. Утрачивалась претензия на состоятельность собственной библиотечной школы.
Среди прочих встал вопрос о создании Кодекса профессиональной этики российского библиотекаря.   Если есть такие кодексы в развитых странах, почему бы не иметь его у нас, в стране с самобытной культурой и богатыми традициями в сфере этики общения библиотекаря с читателем в процессе их взаимодействия? Гуманные по своей природе традиции помощи читателям в выборе литературы, воспитания культуры чтения, доверительные отношения между библиотекарем и читателем укоренены в библиотечном профессиональном сознании России и передаются из поколения в поколение в процессе обучения специалистов. Они заложены в учебники, профессиограммы, в библиотечные словари и справочники, квалификационные требования к библиотекарю. Почему бы не поделиться с мировым библиотечным сообществом нашими этическими правилами и одновременно не напомнить о них российским любителям всего «заморского»?

Одностороннее влияние
Следует напомнить, что руководство по разработке нового библиотековедческого документа, идеологического по своей сути, взяла на себя Ю. П. Мелентьева, человек высокой профессиональной квалификации, взращенная на наследии русской педагогической мысли, глубоко вросшей в отечественное библиотечное дело. Российский кодекс библиотечной этики вышел в свет в 1999 году. Мы надеялись увидеть в нём отражение принадлежности нашего профессионального сообщества к отечественной этической школе, имеющей своё предметное пространство, способное влиться в контекст мировой системы библиотечной этики и занять там достойное место. Однако этого вливания не произошло.
Разработчики не скрывали, что созданный Кодекс ориентирован на международные нормы и сделан по западному образцу, а это значит, что приоритет в нём отдан информационной функции библиотекарей, что ориентирован он на беспристрастность и нейтралитет библиотечного специалиста при выполнении запросов читателей, на строгое соблюдение технологических процессов удовлетворения их потребностей. Из системы «человек—человек», с присущими ей субъектно-субъектными отношениями, при которых библиотекарь как личность и профессионал в общении с читателем имел право «слово молвить», он был выведен. Его ввели в систему «библиотекарь—пользователь», в которой библиотекарю отводилась механическая роль «искалки и выдавалки» запрашиваемой информации. Западная беспристрастная этическая школа, приспособленная к выращиванию функционально грамотного потребителя и прагматика, была признана перспективной, а наша, личностная, — утратившей своё значение.
Российские специалисты не сочли нужным заложить в Кодекс и тем самым открыть миру свои достижения, самобытные идеи, связанные с нашей культурой, с нашим менталитетом. Составители Кодекса пошли по пути копирования западной библиотечной этики как более профессионально зрелой и состоятельной. (Только Наталье Ивановне Гендиной удалось убедить западных коллеги в том, что российская модель информационной культуры масштабнее, чем модель информационной грамотности, зафиксированная в документах ЮНЕСКО). Они отмели вековые духовные традиции российской культуры и связанные с ней цели библиотечной деятельности и предпочли информационную однозначность, российской культуротворческой, нравственной по духу многозначности.

Не повторить ошибок
Наш первенец, собранный эклектическим способом из постулатов западных Кодексов, уже при рождении выглядел чужеродным, из него был исключён «русский дух». Повторяющий западные формулы о праве личности на свободный доступ к информации, Кодекс не прибавил к мировому библиотечному этическому опыту нового знания, а наш самобытный опыт поставил под сомнение.
Реализация идей созданного Кодекса, всецело подчинённых удовлетворению информационных потребностей, но не развитию их, привела к ликвидации методических и библиографических служб при библиотеках, снизила влияние библиотекарей на спрос читателя, объективно способствовала поощрению дурного вкуса посетителей библиотеки. Низкопробная, но спрашиваемая литература стала приближаться библиотекарями к кафедрам выдачи книг, а шедевры литературы убирались из обозримого пространства под предлогом, что спроса на них нет.
Предвижу недоумение: к чему этот запоздалый разговор о Кодексе, созданном более десяти лет назад? Заговорить о нём заставила разработка нового Кодекса этики российского библиотекаря. Он был обнародован в Томске в мае этого года перед членами РБА и предложен библиотечным специалистам для обсуждения.
Сразу напрашивается вопрос: есть ли необходимость в новом Кодексе? Я бы ответила положительно. И дело не только в критическом отношении специалистов к первому Кодексу, но и в изменениях, произошедших за последние годы в обществе, росте профессионального сознания библиотекарей, основательной разработке проблем общения в библиотековедении (серия книг С. А. Езовой), постановке задач модернизации страны и изменении парадигмы среднего и высшего образования. Следует учесть и то, что за это время заметно снизился уровень посещаемости библиотек, появилась тенденция к их закрытию, возросло влияние Интернета на потребителей информации, многим из которых пользование библиотекой стало казаться излишним. Всё это сказалось на поведении библиотекарей, побудило их искать новые пути к сердцу читателя. Беспристрастность библиотекаря, заложенная в первый Кодекс, перестала соответствовать создавшейся ситуации. Да и специальность библиотекаря с высшим образованием стала трактоваться как «Библиотекарь-библиограф, преподаватель». На библиотечных факультетах введён курс «Основы педагогического мастерства». Это входит в определённое противоречие с антипедагогической направленности старого Кодекса.
Засилье в обществе антикультуры, идущей от СМИ и засоренного Интернета, вызывает необходимость усиления духовно-нравственной составляющей миссии библиотекаря.
Принимая во внимание тенденции общественного развития, а также определённые кризисные явления в библиотечном деле, можно сказать, что новый Кодекс этики российского библиотекаря не пустая затея, а острая необходимость. От разработчиков нового документа следовало ожидать, что они соотнесут его постулаты с жизненными реалиями, учтут и исправят ошибки первопроходцев. И первые зачатки концепции, представленные в публикации главного разработчика нового Кодекса
И. А. Трушиной (Библиотечное дело, 2009, № 22, С. 28–34), обнадёживали. Уже одно то, что в нём упоминалась идея помощи личности в её социализации, говорилось о личной ответственности библиотекаря за информацию, способную причинить потребителю вред, заставляло радоваться. От сказанного веяло чем-то родным и близким, по-настоящему человеческим.
Но радоваться пришлось недолго. Появилась статья О. В. Козловой — члена рабочей группы по разработке новой редакции «Кодекса профессиональной этики российского библиотекаря» (Библиотечное дело, 2010, №7, С. 28–30), которая многое разъяснила,и радость обратилась в грусть. Грустно стало от того что разработчики «новой этики» пошли в её создании избитым путём. Вместо того чтобы искать основы для создания Кодекса в отечественном библиотечном опыте, улавливать тенденции развития собственной страны, задуматься о необходимости повышения культуры нации, особенно молодого поколения, выйти, наконец, за рамки информационной однобокости, они вновь стали искать точку опоры в чужеродных Кодексах.
Спрашивается: зачем наступать на старые грабли, начиная новое дело? Неужели только ради того, чтобы в Кодексе Швейцарии обнаружить акцент на ограничение свободного доступа к информации по высшим этическим соображениям и взять его на вооружение? Почему бы не поддержать идентичные отечественные концепции, издревле заложенные в российское библиотечное дело и определившие его самобытность? Почему бы предварительно не изучить опыт лучших библиотек страны и не взять оттуда этические нормы, оправдавшие себя на деле?

«Мы сознаём педагогический
характер нашей миссии»
Статью О. В. Козловой («Между ответственностью и свободой выбора. Об особенностях этических норм в работе детского библиотекаря», Библиотечное дело, 2010, №7), посвящённую работе с детьми, я читала, надеясь найти в ней точки соприкосновения с проблемами библиотечной педагогики. Увы, я их не нашла. Ни на один главный вопрос образования, обучения, воспитания и развития детей средствами библиотечных ресурсов и методики общения библиотекаря с ребёнком в ней ответа не дано. Как же приохотить ребёнка к печатному слову, какие книги следует рекомендовать ему в том или ином возрасте, как научить полноценному восприятию, как с помощью литературы развивать ум и сердце ребёнка, его познавательные интересы и способности? Как из читающей личности вырастить самостоятельно думающего, активного, творческого и полезного обществу человека?
Однако подобных вопросов, входящих в сферу деятельности детского библиотекаря, авторы Кодекса, судя по всему, даже не ставили. Вместо этого — опять разговор о свободе выбора информации как ведущем аспекте библиотечной этики, названной теперь информационно-библиотечной этикой. Будто у этики нет другого предмета рассмотрения, кроме вопроса свободы доступа к информации!
Разговор о специфике этики библиотекаря, работающего с детьми,
О. В. Козлова начала с критики «Кодекса этики школьных библиотекарей Российской Федерации», представленного 1 съезду школьных библиотекарей в 2007 году (составитель — профессор СПбГУКИ, доктор педагогических наук Е. С. Протанская). Вычленив из содержания Кодекса пункт «Свобода доступа и цензура», который гласит: «Мы следуем принципам интеллектуальной свободы, не допускаем цензуры имеющейся литературы и других источников информации, вместе с тем оберегаем детей от пропаганды насилия, порнографии, других противозаконных или специализированных видов информации», автор обнаружила в нём противоречие: с одной стороны, провозглашается свобода, с другой —ограничение.
Если сосредоточиться только на этом пункте Кодекса школьного библиотекаря, то здесь Ольга Викторовна права — противоречие налицо. Однако оно снимается другим положением Кодекса: «Мы осознаём педагогический характер нашей миссии».
Педагогическая миссия библиотекаря специфична. Она включает в себя использование рекомендательной библиографии, способной пробуждать у детей интерес к самым лучшим книгам и ограждать их от тех книг, что способны нанести вред их развитию. В эту миссию входит руководство чтением, понимаемое как сотрудничество библиотекаря с ребёнком в формировании культуры чтения,в возвышении его читательских потребностей. Слово «руководить» означает — «вести за руку», то есть направлять, помогать, корректировать, регулировать, ставить цели и мотивировать результат. Оно отвечает стремлению самого ребёнка к культурному и интеллектуальному развитию, и добиться этого самостоятельно, без участия взрослого, он не может.
Надо заметить, что библиотечная педагогика —это наше отечественное достояние, вклад в копилку мировой педагогики. Психолог О. Л. Кабачек назвала её «уникальной лабораторией, оперирующей всем лучшим в педагогике». Её особенность и сила в том, что она базируется на потребности ребёнка в общении, на свободе читательского самовыражения и развития. Оценивая эту педагогическую систему, профессор
Г. А. Иванова увидела в ней не вчерашний, а завтрашний день библиотечной работы с детьми. С ней согласна и известный библиотековед С. Г. Матлина, которая не только не исключает эту сторону библиотечной работы, но и видит в ней зерно инновационной деятельности, один из столпов русского библиотечного просветительства.
Зачем же нам исключать из Кодекса этики российского библиотекаря, работающего с детьми, наше национальное достояние, содействующее культуре нации? На мой взгляд, его надо развивать, включать в мировой библиотечный этический опыт, смело выступать с ним на международных форумах. Почему японский специалист Юрико Никамура, член ИФЛА, не побоялась выступить на форуме школьных библиотек в Михайловском (2008) с темой руководства детским чтением и представить её более значимой, чем информационная деятельность библиотеки, а мы своё собственное достояние не только замалчиваем, но и отвергаем?

«Развитие» или «социализация»?
Да, О. В. Козлова вправе возразить, что в её концепции этики для библиотекаря, работающего с детьми и подростками, все положения носят педагогический характер. Однако в них нет ни «воспитания», ни «развития»; есть «социализация», «формирование гражданского сознания», «критическое отношение к информации», «освоение учебных программ с помощью качественной информации», «продвижение лучших образцов отечественной и зарубежной литературы». По отдельности ни одно из этих положений не вызывает возражений, но в совокупности они не образуют системы. Почему-то все интересы ребёнка надо направлять на освоение учебных программ и только. Да и как направлять, если педагогическая миссия библиотеки отвергается?
Главный недостаток декларируемых постулатов — отсутствие объяснения, какими средствами и способами их предстоит решать, каких действий они требуют от библиотекаря, какие принципы заложены в их основу, каким образом все вместе они вносят «желаемый вклад в становление гражданского общества»? В основе лежит всё тот же принцип, что и у Е. С. Протанской, — отсутствие запретительства и ограничений в получении детьми требуемой информации и в то же время необходимость ответственности библиотекаря. Но как соединить в этом случае тех же «коня и трепетную лань»? Если в Кодексе школьного библиотекаря противоречие разрешается педагогическим способом, то в новом — никак.
Определение миссии библиотекаря в Кодексе И. А. Трушиной («ориентация на благо общества») ничего не объясняет. При доступе ребёнка к любого характера информации миссия библиотекаря может быть направлена и во зло обществу, и никакого формирования гражданского сознания самопроизвольно, без педагогической направляющей этики библиотекаря, не произойдёт.
Особо остановлюсь на положении, касающемся социализации личности ребёнка, которой, по утверждению автора, должен содействовать библиотекарь. Термином «социализация» стали довольно часто подменять в библиотечных публикациях такие термины, как «воспитание» и «развитие» детей. Социализация как усвоение человеком ценностей, норм, установок, образцов поведения, присущих данному обществу, может нести в себе как позитив, так и негатив. Рисками нынешней социализации подрастающего поколения являются разрушение семейных отношений, алкоголизм, насильственная смерть, сиротство и бродяжничество, увеличение количества правонарушений среди несовершеннолетних, девальвация духовных ценностей, насаждение культа денег и многие другие негативные социальные явления. Влияет на социализацию личности и экономический кризис, увеличивший число семей, живущий за чертой бедности, порождающий рост озлобленности и агрессии в детской среде. Специфику социализации личности в школьные годы во многом определяет и семья (а семьи бывают с разными ценностными ориентациями),и сложившаяся у нас система образования, направленная преимущественно на получение знаний, а не на развитие личности и её воспитание. Так что социализация ещё не обязательно открывает путь к культуре. В условиях, когда любимым лозунгом молодёжи стал лозунг: «Отрывайся по полной!», социализация без воспитания и руководства чтением может завести не туда, куда бы мы хотели.
Цель модернизации этики библиотекаря я вижу в повышении качества библиотечного обслуживания, в росте авторитета библиотекаря-профессионала, в усилении его культурного влияния на посетителей библиотеки через квалифицированную рекомендацию лучших образцов печатной и электронной продукции, через использование (особенно применительно к детям) методов руководства чтением, через образцовый стиль общения, через педагогически продуманное решение библиотечного пространства и, наконец, через глубокое освоение предмета «Основы педагогического мастерства».
Кодекс этики детского библиотекаря должен разрабатываться с осознанием того, какова идеальная модель взаимоотношений библиотекаря и ребёнка, какими профессиональными качествами должен обладать библиотекарь в современных условиях, как он должен вести себяс детьми разных возрастных групп, чтобы стиль его общения ребёнок распространял и на других людей, чтобы рекомендации библиотекаря воспринимались не как насилие, а как дар. Особое внимание библиотекарь обращает на детей с ограниченными физическими возможностями. Развивая познавательные и художественные интересы, закрепляя их, библиотекари содействуют выявлению и поддержке талантливых детей.
Чтобы обсуждение идей Кодекса прошло широко, а не кулуарно, чтобы Кодекс стал продуктом библиотечного сообщества, а не узкого круга разработчиков, считаю полезным провести опрос библиотекарей. Перечень вопросов может быть следующим.
1. Осознаёте ли вы свою принадлежность к российской библиотечной этической школе? Есть ли она у нас? Повторяет ли она зарубежную школу?
2. Если нет, то чем она отличается? Как она соотносится с мировыми стандартами?
3. Надо ли нам в Кодексе отстаивать и защищать свои библиотечные достижения перед лицом мирового профессионального сообщества?
4. Перпективен ли диалог наших и зарубежных концепций этики библиотекаря и формирование общего научного контекста?
5. Исчерпан ли потенциал российской модели библиотечной этики? Нуждается ли она в модернизации? Если да, то почему и в чём именно?
6. Согласны ли вы с постулатом: «Российский библиотекарь видит основной смысл деятельности в предоставлении информации» (И. А. Трушина)? Обоснуйте свою точку зрения.
7. Возможно ли сочетание свободного доступа ребёнка к информации и в то же время ограничение его? Если да, то что конкретно вы можете предложить?
8. Какой постулат в новый Кодекс этики российского библиотекаря вы считаете необходимым ввести? Сформулируйте его.
9. Какие проявления нравственного поведения библиотекаря в общении с читателем вы считаете недопустимыми?
Анализ полученных ответов поможет создателям Кодекса сформулировать и укрепить принципиальные позиции, одобренные библиотечными специалистами, и обезопасить документ от нападок, подобных тем, какие раздаются сегодня в адрес реформаторов школьного и высшего образования, не посчитавших нужным выявить общественное мнение и опереться на него.