Как-то смотрела по ящику передачу о Леониде Бородине — ныне редакторе журнала «Москва», в прошлом — политзаключённом, прошедшем за 11 лет многие лагеря советского Гулага. Меня поразил его рассказ о тюремных библиотеках - далеко не всякая районная библиотека с некоторыми из них сравнится. Пока сидел, прочитал всего Хэмингуэя, Диккенса на английском, Валишевского на польском (это лишь малая толика), изучил испанский, польский. Отбывая свой первый срок в лагере, Л. Бородин начал писать художественные произведения — «Повесть странного времени», «Встреча», «Голограф» и др.
Вообще, тема «книга за колючей проволокой» поистине неисчерпаема. Достаточно почитать с пристрастием А. Солженицына или Льва Гумилёва, чтобы убедиться, что это непаханое поле для библиотековедов и историков. Например, как комплектовались тюремные библиотеки. Бывшие заключённые утверждают, что там можно было брать книги, запрещённые советской цензурой. По свидетельству А. Солженицына («Архипелаг ГУЛАГ»), в библиотеке тюрьмы НКВД на Лубянке заключённые могли читать произведения Замятина, Пильняка, П. Романова и любой том из полного собрания сочинений Мережковского.
Подобный либерализм наблюдался и в царских тюрьмах. Для многих заключённых тюрьма стала своеобразным университетом, в котором они прочитали столько книг, сколько не прочитали, будучи на свободе. Находясь в Петропавловской крепости, П. А. Кропоткин занимался изучением истории России, писал труды, предназначенные для Географического общества. Он не только пользовался книгами из тюремной библиотеки, но и выписывал литературу из «великолепной» библиотеки Академии наук и библиотеки Черкасова. «По целому тому в сутки» читал в Доме предварительного заключения Н. А. Морозов. Пробыв 25 лет в одиночном заключении, он вышел на свободу крупным учёным, труды которого получили мировое признание. Узник Петропавловской и Шлиссельбургской крепостей, он продемонстрировал исключительную выдержку и во время заточения в Двинскую крепость (1911), где изучил древнееврейский язык с целью исследования старозаветной Библии и написал четыре тома «Повестей моей жизни». Известно, сколь «плодотворно» проводил время в заточении Д. И. Писарев — в застенках Петропавловской крепости им написаны лучшие произведения.
Российское общество в «старорежимные времена» было весьма озабочено судьбами заключённых. Книги Чехова, Достоевского, Дорошевича, Максимова, а темы «каторги и ссылки» вызывали достаточно чувствительную реакцию у просвещённой публики. А проблемы тюремных библиотек обсуждались на II Всероссийском съезде тюремных деятелей, который приходил в Санкт-Петербурге с 27 февраля по 7 марта 1914 г.
Однако в советское время долгие годы работа тюремных библиотек рассматривалась как тема узковедомственная и была фактически закрыта для исследователей «со стороны». Лишь с 1995 г. по свидетельству Александра Евгеньевича Шапошникова — профессора Московского университета культуры, в библиотечной печати появляются публикации по истории библиотечного обслуживания в тюрьмах (С. Н. Ивашкина, В. Г. Шейпака), о специфике работы с читателями в исправительных учреждениях (А. А. Таращенко), о практической и методической помощи библиотекам ИТУ, оказываемой юношескими библиотеками (Л. Петровой) и др. Надеюсь, этот выпуск журнала станет подступом к исследованию этой большой и трудной темы.

С любовью, Татьяна Филиппова,
главный редактор журнала «Библиотечное Дело»