Лэся Васильевна Сокольская, доцент кафедры библиотечно-информационной деятельности ЧГАКИ, кандидат педагогических наук , г. Челябинск

Осознание того, что у женщин есть свои читательские вкусы и предпочтения, позволило предприимчивым авторам, составителям, издателям обратиться к созданию и опубликованию жанров и видов изданий, предназначенных именно им. 

* Из сборника научных статей «Мода в книжной культуре» Границы дозволенного, Челябинск 2010

Мода... Отношение к ней может быть разным, но не возможно не признать, что такое явление существует практически во всех сферах социальной жизни. Масштабность этого явления предопределила разнообразие его трактовок. В самом широком смысле мода достаточно часто понимается как «существующее в определённый период и общепризнанное на данном этапе отношение к внешним формам культуры: к стилю жизни, обычаям сервировки и поведения за столом, автомобилям, одежде».1 В то же время в узком смысле при употреблении слова мода «обычно имеют в виду одежду».2
Корреляция (зеркало) читательского поведения женщин с разным пониманием моды выявляет три аспекта для рассмотрения:
1. Мода на чтение как составляющая стиля жизни женщины.
2. Читательская мода в женской аудитории (мода на чтение книг определённых жанров, авторов и т. п.).
3. Чтение книг, журналов о моде на одежду мебель и др. в структуре чтения женщин.

Требование приличий
Признание женщин в качестве особой читательской группы в отечественной и зарубежной отраслевой науке произошло только в 1980–1990-х гг.: в период, когда специфичность женской культуры была обоснована методологией гендерного подхода, утверждающего, что не только и не столько биологический, сколько социальный пол (гендер) определяет важнейшие формы и способы жизненной реализации женщин и мужчин. В настоящее время в самом общем понимании гендером называется принятая в данном социокультурном поле модель поведения представителей разных полов.
Теория гендера, широко проникнув в разные науки, постепенно находит признание и в социологии моды. Это объяснимо: мода во всех своих проявлениях напрямую связана с потребительским рынком, а он, в свою очередь, сегодня имеет явно выраженную социально–половую (гендерную) сегментацию. Современная гендерная принадлежность личности обозначается через широкий ассортимент предлагаемых культурой средств: одежду, прическу, речь, стиль общения, способ времяпровождения, выбор телепередач, формы проявления эмоций, круг чтения и др.
Между тем рынок потребления давно уловил экономические преимущества учёта моделей «настоящего мужчины» и «настоящей женщины»; «нормального мужчины» и «нормальной женщины», которые конструируются в каждом обществе. Обращаясь в данном случае только к женщинам, отметим, что чтение, выступающее способом информирования, образования, воспитания, формой времяпровождения, по определению имеет самое непосредственное отношение к созданию и закреплению (равно как и разрушению) подобных гендерных моделей; следовательно, реально находится в числе факторов гендерной сегментации рынка.
При выраженном влиянии моды на развитие современного информационного рынка, в том числе — её корректирующего воздействия на читательское поведение мужчин и женщин, это явление зародилось достаточно давно. Обратимся к проявлениям моды в российской женской читательской аудитории в историческом аспекте.
Как следует из приведённого выше определения понятия мода, её важнейшим признаком является общепризнанность отношения к чему–либо, то есть, иначе говоря, массовое выражение этого отношения. До середины XX века активность чтения женщин была в целом гораздо ниже, чем у мужчин. Это действительно связано с целым комплексом гендерных факторов: низким общественным статусом женщин, ограниченными возможностями их образования, особенностями семейного быта и др.
В России объективно можно говорить о заметной приобщённости женщин к чтению не ранее петровской эпохи, однако регистрировать проявления моды в их чтении можно только в более позднее время — в послепетровский период. Связано это с особенностями культуры российского общества в 30–60–е гг. XVIII в.: её настроенностью на занятия по «украшению жизни», заполнение досуга изящными развлечениями, в число которых вошло и чтение.
Соответствуя новым эстетическим представлениям о чтении, литература этого времени — сентиментальные песенки, лёгкие переводные романы — получила спрос и в женской среде. Из способа времяпровождения подобное чтение постепенно превратилось в моду, в «требование светского приличия, в условие благотворительности».3 «Всё, что хорошею жизнью зовётся, — вспоминал А. Т. Болотов о елизаветинских временах, — тогда только что заводилось, равно как входил в народ тонкий вкус во всём. Самая нежная любовь, толико подкрепляемая нежными и любовными и в порядочных стихах сочинёнными песенками, тогда получала первое только над молодыми людьми своё господство», но таких песенок было ещё очень мало, и «они были в превеликую ещё диковинку», и потому «молодыми боярынями и девушками с языка были не спускаемы».4
«С лёгкой руки Сумарокова, освежительный дождь амурных песенок, — по выражению В. О. Ключевского, — усердно сочинявшихся доморощенными стихотворцами — А. Д. Кантемиром, В. К. Тредиаковским, пал на ниву русского просвещения».5 «Амурные песенки» нашли среди русских женщин послепетровского времени самых горячих поклонниц. Сатирик Кантемир, который позже даже стыдился таких своих произведений, так свидетельствовал об их популярности: «довольно моих поют песней и девицы чистые, и отроки, коих... колет жало любви».6 П. Н. Сакулин также утверждал, что лирические песни Сумарокова имели необычайный успех при дворе, среди великосветской молодёжи и у знатных дам.7
Необычайная популярность любовных стихов в женской аудитории отражена и в художественной литературе. Так, И. И. Лажечников описывает чтение стихов В. К. Тредиаковского гоф–девицами императрицы Анны Иоанновны: «От первых стихов <...> [они] были в восторге: «Как это хорошо! Так и тянет за душу», говорили они».8
На наш взгляд, описанные ситуации позволяют увидеть в них признаки моды на определённые произведения, что, собственно, признавалось и современниками. «Совершенствование» в модном чтении привело к тому, что уже в 1730–1740-е гг. в литературе появляются сатирические образы «героев–читателей»; в их числе — читающие «по моде».9 Наиболее яркими типами стали петиметр — великосветский кавалер, воспитанный по-французски, и кокетка — родная сестра петиметра, выразительно запечатленные в широко распространенной в 1752–начале 1753 г. сатире
И. П. Елагина «На петиметра и кокетку».
Таким образом, мы наблюдаем в этот период формирование таких важнейших параметров моды, как создание литераторами, издателями книжного рынка для женщин как потребителей определённой печатной продукции. При этом следует говорить о том, что при отсутствии явной моды на чтение вообще в женской среде этого времени формировались признаки читательской женской моды на определённые жанры литературы.
Модное женское занятие
В последующий период — второй половине XVIII века — именно это проявление моды в женской читательской аудитории получило наибольшее распространение. Ему способствовало усиление интереса общества к «чувствительной» литературе; чтение от скуки сделалось проводником новых направлений и вкусов. «Настал черёд чувствительных романов, которые заучивались модными барынями и барышнями. Роман, особенно сентиментальный, с лёгкой руки Ричардсона получивший всё более широкое распространение в тогдашней европейской литературе, нашёл много читателей, и особенно читательниц, в русском светском обществе, чему помогло и знакомство с иностранными языками».10
Чтение для многих людей становилось «мостом» в Европу. Интенсивное общение с литературой обогащало картину мира дворянского общества; в ней образы мужчин и женщин всё более приближались к европейским образцам. Французский посол Л. Ф. Сегюр, наблюдавший это общество в конце царствования Екатерины II, встречал здесь много нарядных дам и девиц, которые говорили на четырёх–пяти языках, играли на разных инструментах и были хорошо знакомы с произведениями известнейших романистов Англии, Франции и Италии.11
Появляется мода на чтение не только отдельных жанров литературы, но и отдельных авторов и даже книг; «Великая княгиня... мне сделала знак, так что я поняла, что она чем-то смущена. Наклонившись за спиной императрицы, она проговорила; “Книга на туалетном столе”. Я сразу поняла, что надо было спрятать том “Новой Элоизы”, который графиня Шувалова одолжила обеим великим княгиням».12
К концу XVIII в. уже вполне уместно говорить о чтении как модном женском занятии. Сошлёмся на такой в данном случае аргумент; в своей сатире «Каковы мои читатели» Н. И. Новиков даёт характеристику 24 типам читателей, среди них 20 — женские образы.13
В целом, о выраженном интересе женщин к чтению, сформировавшемся во второй половине XVIII в., свидетельствует значительное расширение ориентированного на женщин книгоиздания, которое не только следовало женским читательским интересам, расширяя круг потенциальных читательниц, но и явно рекламировало отдельные издания для женщин, рассчитывая на эффект моды. Так, много издавалось календарей для «почтеннейших дам»; на увлечении музыкой среди женщин издатель Герстенберг строил дела своей фирмы, переключившись исключительно на публикацию музыкальных произведений; советы матерям по воспитанию дочерей издаивались Тартуским университетом и др.14
Вторая половина XVIII в. демонстрирует и новое явление в женском чтении — интерес к изданиям о моде. Российский книжный рынок предложил дамам женский журнал: в 1779 г. в Петербурге, а затем и в Москве начал выходить журнал «Модное ежемесячное издание, или Библиотека для дамского туалета». Несмотря на название, буквально журналом мод издание было лишь в малой части; это был литературный журнал для женщин, задача которого состояла в том, чтобы предложить лёгкое и нравоучительное чтение. В полном смысле журналом мод стал другой журнал, издание которого началось с апреля 1791 г.: «Магазин английских, французских и немецких новых мод» с присовокуплением «описания образа жизни, публичных увеселений и времяпрепровождения в знатнейших городах Европы, приятных анекдотов».15

«Распространение
роскошной суетности»
Начиная с XIX в., различные проявления моды находят в женской читательской аудитории всё более выраженный характер. Это хорошо отразило книгоиздание того времени. Осознание того, что у женщин есть свои читательские вкусы и предпочтения, позволило предприимчивым авторам, составителям, издателям обратиться к созданию и опубликованию жанров и видов изданий, предназначенных именно им. В результате для женщин печатались книги по культуре поведения, песенники, альманахи и др.
В частности, характеризуя один из альманахов, Н. И. Надеждин пишет в 1830 г., когда тип этого издания устоялся: книга «снабжена всеми принадлежностями, кои считаются нужными для альманаха... Формат укромненький, бумажка чистенькая, обёрточка — розовенькая — всё, как водится».16 Стилистика характеристики издания явно даёт нам понять: это — модное издание для женщины. Не случайно подобные альманахи часто использовались в качестве подарка. В 1828 г. в печати отмечалось, что в обычай «вводится обыкновение дарить взрослых девиц и дам альманахами, к Новому году и рождеству».17
Помимо альманахов модным чтением в женской аудитории первой половины XIX в. были женские литературные журналы, возникновение которых в ситуации, когда духовная, литературная жизнь России вступила в эпоху романтизма, было вполне закономерно (с точки зрения эстетики романтизма, показательно полное название одного из них — «Журнал для милых, издаваемый молодыми людьми»), В первые два десятилетия XIX в. ведущими журналами «для дам» являлись: «Московский Меркурий» (1903 г., издатель П. И. Макаров), Журнал для милых» (1804 г., М. Макаров), «Аглая» (1808–812 гг., П. Шаликов), «Женский мир» (1811), «Кабинет Аспазии» (1815 г., В. Бахирев, Б. Фёдоров и др.), «Модный вестник» (1816) и др. Как правило, все «дамские» журналы этого периода проповедовали эстетику
Н. А. Карамзина: «чувствительность» была наиболее характерной их чертой.
Тема моды, стартовавшая в журналах России в конце предыдущего столетия, в полной мере получила распространение в начале XIX века. Об интересе к этим изданиям свидетельствует даже их богатый репертуар: «Галатея» (журнал литературы, новостей и мод), «Молва» (журнал мод и новостей), «Колокольчик» (словесность, поэзия, моды), «Вестник парижских мод», «Гирлянда» (словесность, библиография, театр, стиль, моды, музыка; прилагались также гравированные картинки мод, рисунки модной мебели, экипажи и др.), «Дамский журнал» (переводы «чувствительных» повестей французских писательниц С. Ренневиль, С.-Ф. Жанлис, Ж.-Н. Бульи, мадригалы, элегии и басни русских поэтов, парижские моды, советы по «уборке головы») и др.
В целом можно констатировать, что женская пресса того периода служила не более как «распространению роскошной суетности»: таким был модный образ жизни того времени. Образ такой «настоящей женщины» данной эпохи и отражали эти журналы.
Подобную же цель преследовали и книгоиздатели. Примечательно название книги, изданной в 1802 г. в Санкт–Петербурге: «Искусство сохранять красоту, с присовокуплением многих других редких, любопытных и полезных средств для прекрасного полу, который желает, чтоб на него смотрели с удовольствием. Подарок Российским дамам и девицам, котораго каждая из них должна иметь экземпляр на уборном столике под опасением, чтоб в противном случае не стали её почитать непригожею: купно с чтением для туалета, равно как и календарем на все годы, зубным календарем, ландкартою для тех, кои намерены вступить в супружество или уже вступили: остроумною игрою узнавать человеческие мысли и портретом Абельярда и Элоизы».18 Так продвигалось чтение в те времена, так делали модной конкретную книгу для женщин-читательниц.
Безусловно, при столь мощном воздействии книжного и журнального рынков на женщин вкупе с возрастанием их роли как просвещённых хозяек дома, воспитательниц детей чтение становилось престижной, модной деятельностью в образе жизни представительниц высших сословий того времени. Вот «портрет милой женщины», представленный в 1802 г. солидным «Вестником Европы»: «Она знает и всех лучших французских поэтов, и почерпнула из разных сочинений, нравоучительных и принадлежащих до воспитания, всё то, чем только может пользоваться приятная в обществе женщина, добрая жена и нежная мать».19

«Странная болезнь»
Романы — действительно самый модный жанр в женском чтении этого времени. Любовь к романам, особенно — зарубежным, зародившаяся у женщин в конце XVIII в., была не менее страстной и в рассматриваемый период. «Ужасное» и «чувствительное» — таким был вкус читающей публики, женщин, в первую очередь. Иностранные сентиментальные романы составляли основной круг чтения русских дворянок в начале XIX века.
Классический образ подобных читательниц — в произведениях А. С. Пушкина. Среди них и те, для которых увлечение литературой — лишь дань моде («Она любила Ричардсона, не потому, чтобы прочла...»), а чтение — принятое и осознанное времяпровождение (такова Татьяна, искренне погружённая в чувства литературных героев: «Себе присвоя / Чужой восторг, чужую грусть…»).20
Более того, личность самого А. С. Пушкина — фактически в новой русской литературе первая, в полной мере испытавшая роль «модного женского поэта». В истории культуры того времени сохранилось немало свидетельств пылкой увлеченности дам его произведениями. Ещё до появления поэта в Москве его стихи знали наизусть сстры Ушаковы, в доме которых «всё дышало Пушкиным». Изящные стихотворения поэта приводили в восторг А. О. Смирнову. Он был кумиром Е. П. Ростопчиной. Задолго до знакомства с поэтом «с жадностью» читала «Кавказский пленник» и «Бахчисарайский фонтан» юная А. П. Керн. В сибирских письмах М. Н. Волконской неоднократны просьбы о присылке произведений поэта. В будуарах светских дам вслух читалась не только любовная лирика и романы Пушкина, но и его политические памфлеты.
Вокруг Пушкина было осязаемо сообщество экзальтированных почитательниц его таланта. В воспоминаниях А. Н. Панафидиной описано впечатление, которое произвел поэт на «совсем ещё юных тётушек»: «Все они были влюблены в его произведения, а может быть, и в него самого; переписывали его стихотворения и его поэмы в свои альбомы, перечитывали и до старости лет любили их, декламировали со слезами на глазах. Многие очень робкие и наивные девушки, несмотря на страстное желание и благоговение к Пушкину, боялись встречи с ним, зная, что он обладает насмешливостью и острым языком».21 Возможно, поэтому сам Пушкин считал лучшими читательницами «уездных барышень». «Эта барышня читает много, и потому, что её увлекает сам процесс чтения (к словам Е. Сушковой: “Вероятно, я очень любила процесс чтения, потому что, не понимая философских умствований, я с жадностью читала от доски до доски всякую попавшуюся мне книгу”, могли бы, полагаю, присоединиться многие её современницы), и потому, что это модно, необходимо для успеха в обществе».22
Действительно, в первой половине XIX в. именно такой статус приобрело чтение: «Вопросы литературы стали вопросами жизни... Вся образованная часть общества бросилась в мир книжный».23 И русские женщины, особенно молодые, явно были среди самых активных читателей России; для них книга стала неотъемлемой частью жизни, причём служила не только для развлечения, а фактически стала для многих «кодексом поведения», иногда приводящим и к трагическим последствиям. Так, подражая героине «Бедной Лизы» Н. А. Карамзина, обманутые девушки и в самом деле следовали её примеру. Зло иронизируя по этому поводу, остроумный стихотворец не поскупился на эпиграмму. «Здесь бросилася в пруд Эрастова невеста / Топитесь, девушки; в пруду довольно места!».24
Увлечение русских девушек чувствительными романами первой половины XIX века оценивается специалистами как «странная болезнь», поражавшая читательниц на протяжении всего XIX в. Это изумительное их свойство — сознательно или бессознательно менять местами жизнь и литературу, отдавая пальму первенства последней: «.Воображаясь героиней / Своих возлюбленных творцов, I Клариссой, Юлией, Дельфиной, / Татьяна в тишине лесов / Одна с опасной книгой бродит...».25 Как читательница, пушкинская Татьяна — абсолютно типичный для своего времени образ: книга в девичьих руках — это черта стиля женской жизни того времени, многократно отражённая не только в литературе, но и на художественных полотнах; это своеобразный модный аксессуар женского мира того времени.
С той же восторженностью, с которой молодые читательницы воспринимали чувствительные романы и любовные стихи, они отнеслись и к революционной поэзии. А. И. Герцен писал в 1850 г.: «Революционные стихи Рылеева и Пушкина можно найти в руках у молодых людей в самых отдалённых областях империи. Нет ни одной благовоспитанной барышни, которая не знала бы их наизусть... »26
Выраженная начитанность русских женщин была замечена иностранцами. Французский писатель и путешественник Теофиль Готье, посетивший в 1858 г. Россию, был приятно ею удивлён, о чём и написал в своих заметках: «Женщины очень развиты. С лёгкостью, вообще характерной для славян, они читают и говорят на разных языках. Многие читали в подлиннике Байрона, Гёте, Гейне, и, если их знакомят с писателем, они умеют удачно выбранной цитатой показать, что читали его произведения и помнят об этом».27
Об интеллектуальных успехах женщин как читательниц говорил и В. Г. Белинский. В 1840-х г. он, делая очередной обзор русской словесности этого времени, предлагал «оставить... мусульманский взгляд на женщину и в справедливом смирении сознаться, что наши женщины едва ли не ценнее наших мужчин, хотя эти господа и превосходят их в учёности. Кто первый... оценил поэзию Жуковского? — женщины. Пока наши романтики подводили поэзию Пушкина под новую теорию, ... женщины наши уже знали, заучили наизусть стихи Пушкина».28
Таким образом, к середине XIX века в русской читающей публике сформировался культурный тип читающей барышни — читающей много, преимущественно для развлечения, часто воспринимающий книгу как «руководство к действию», считающей для себя обязательным (это модно!) знать произведения наиболее популярных (модных!) авторов. Как видим, в историческом плане мода во всех своих возможных проявлениях в читательской деятельности выступила важнейшим фактором не только интеллектуального, но и социального развития русских женщин.

1 Шаров К. С. Мода от античности до XIX в.: Игра и противостояние гендерных стратегий /
К. С. Шаров // Вести. Москов. ун–та. Сер. 7. Философия. — 2006. — №3. — С. 107.
2 Там же.
3 Поликарпов В. С. История нравов в России: восток или запад? / В. С. Поликарпов. — Ростов-на-Дону: Феникс, 1995. — С. 76.
4 Болотов А. Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков: в 3 т. / А. Т. Болотов. — М.: Терра, 1993. — Т. 1 / 1738–1759. — С. 162.
5 Ключевский В. О. Сочинения: в 9 т. / В. О. Ключевский. — М.: Мысль, 1990. — Т. 9: Материалы разных лет — С. 31.
6 Цит. по: Сакулин П. Н. Русская литература: социолого-синтетич. обзор лит. стилей / П. Н. Сакулин; Гос. акад. худож. наук. — М., 1929. — Ч. 2: Новая литература. — С. 81.
7 Там же. С. 82.
8 Лажечников, И. И. Ледяной дом / И. И. Лажечников. — М.: Художественная литература, 1988. — С. 71.
9 Блюм А. В. Художественная литература как историко-книжный источник (на материале русской литературы XVIII — первой половины XIX вв.) / А. В. Блюм // Книга: исслед. и материалы: сб. — М., 1986. — Вып. 52. — С. 104.
10 Жидков В. С. Десять веков российской ментальности: картина мира и власть / В. С. Жидков, К. Б. Соколов. — СПб.: Алетейя, 2001. — С. 217.
11 Жидков В. С. Десять веков российской ментальности: картина мира и власть / В. С. Жидков, К. Б. Соколов. — СПб.: Алетейя, 2001. — С. 254.
12 Головина В. Н. Мемуары / В. Н. Головина // История жизни благородной женщины. — М., 1996. — С. 154.
13 Новиков Н. И. Каковы мои читатели / Н. И. Новиков // Очарованные книгой: русские писатели о книгах, чтении и библиофильстве. — М., 1982. —С. 10.
14 Федоровская Л. А. И. Д. Герстенберг и его план издательской деятельности в России в XVIII в. / Л. А. Федоровская // Книга в России XVII — начала XIX в. / БАН. — Л., 1989. — С. 50; Воробьева Н. П. Французская эстетика / К П. Воробьева // Кн. в России. XVI–середина XIX в. Книгораспространение, библиотеки и читатель / БАН. — Л., 1987. — С. 118.
15 Павлюченко Э. А. Женщины в русском освободительном движении: от М. Волконской до
В. Фишер / Э. А. Павлюченко. — М.: Мысль. — 1988. — С. 131.
16 Рейтблат А. И. Московские «альманашники» / А. И. Рейтблат // Чтение в дореволюц. России: сб. науч. тр. / Рос. гос. б-ка, — М, 1995. — С. 29.
17 Рейтблат А. И. Московские «альманашники» / А. И. Рейтблат // Чтение в дореволюц. России: сб. науч. тр. / Рос. гос. б-ка, — М, 1995. — С. 3
18 Зайцева А. А. Об одном малоизвестном издании типографии. Сухопутного кадетского корпуса / А. А. Зайцева // Кн. в России. XVI–середина XIX в. Книгораспространение, библиотеки и читатель / БАН. — Л., 1987. —С. 126.
19 Цит. по: Павлюченко Э. А. Женщины в русском освободительном движении: от М. Волконской до В. Фишер / Э. А. Павлюченко. — М.: Мысль. — 1988. — С. 45.
20 Пушкин А. С. Евгений Онегин: роман в стихах / А. С. Пушкин. — М.: Художественная литература, 1974. — С. 67.
21 Вересаев В. Пушкин в жизни / В. Вересаев. — М.: Мастацкая литература, 1986. — С. 69.
22 Цит. по: Равинский Д. Барышня с книжкой: портрет в историческом интерьере / Д. Равинский // Родина. — 2000. — №9. — С. 104.
23 Мартолис Ю. Д. Женщины в политической жизни России первой половины XIX в. / Ю. Д. Марголис // Феминизм и рос. культура / Междунар. ин-т «Женщина и управление»; С–Петерб. гос. акад. культуры. — СПб., 1995. — С. 127–134.
24 Цит. по: Павлюченко Э. А. Женщины в русском освободительном движении: от М. Волконской до В. Фишер / Э. А. Павлюченко. — М.: Мысль. — 1988. — С. 76.
25 Мартынов И. Ф. «Звучащий стих свободы ради...»: очерки о читателях декабрист, поры /
И. Ф. Мартынов. — М.: Книга, 1976. — С. 91.
26 Цит. по: Мартынов И. Ф. «Звучащий стих свободы ради...»: очерки о читателях декабрист. поры / И. Ф. Мартынов. — М.: Книга, 1976. — С. 92.
27 Готье Т. Путешествие в Россию / Т. Готье. — М.: Мысль, 1988. — С. 11.
28 Цит. по: Моисеева Л. П. Проблема женской эмансипации в русской литературе 30–40-х гг. XIX в. / Л. П. Моисеева // Общественные науки и современность. — 2000. — №4. — С. 168.
Корнилова А. В. Мир альбомного рисунка: русская альбомная графика конца XVIII — первой половины XIX века / А. В. Корнилова. — СПб.: Искусство, 1990. — 287 с.
Мартолис Ю. Д. Женщины в политической жизни России первой половины XIX в. / Ю. Д. Марголис // Феминизм и рос. культура / Междунар. ин-т «Женщина и управление» ; С–Петерб. гос. акад. культуры. — СПб., 1995. — С. 127–138.