Открытое письмо Г. М. Пальгуевой — Т. Е. Коробкиной

ГАЛИНА ПАЛЬГУЕВА

Здравствуйте, уважаемая Татьяна Евгеньевна!

Пишет Вам Пальгуева Галина Михайловна, главный методист МУ
ЦБС Канавинского района г. Нижнего Новгорода. «Взяться за перо» меня побудила
Ваша статья о полемике вокруг Кодекса профессиональной этики.1 В ней Вы
проанализировали статьи разных авторов, обратив внимание главным образом на
«эмоции, которые захлёстывают не только авторов статей, но и тех, кто их читает».
Вам как читателю этих статей захотелось столь же эмоционально «дать гневную
отповедь, пронзить жалом иронии, уличить в невежестве», а это чревато
перехлёстами. Местами Вы не просто иронизируете, а буквально хлещете
наотмашь...

Есть известная поговорка: «Кто старое помянет — тому глаз
вон». Её часто употребляют, игнорируя вторую её часть: «а кто забудет — два
глаза вон». Выбрав из цитируемых Вами статей то, что можно гневно разоблачить,
Вы как-то забыли, что в статьях были и такие моменты, которые заслуживают  конструктивного обсуждения.

Наибольшее неприятие у Вас вызвали попытки предостеречь от
безоглядного копирования западных Кодексов. С подобной позицией можно спорить,
но вряд ли стоит приравнивать подобные предостережения к поискам «врага народа»,
да ещё и политическому доносу (С. 40). У меня при чтении цитируемой Вами статьи
такого ощущения не возникло; на мой взгляд, это попытка семь раз отмерить,
поискать в своих закромах, прежде чем вносить в свой монастырь чужой устав.
Если аналогичного опыта не найдётся, можно и чужой позаимствовать. Вы
подчёркиваете, что голосуете «за» «чуждый менталитет», если он заключается в
уважении к библиотекам. Я — тоже. Но если кто-то отметил и другие черты этого
менталитета, разве обязательно немедленно навешивать на него ярлык ксенофоба и
клеймить как непроходимого глупца?

Как мне показалось, Вы ратуете за то, чтобы никакой полемики
по Кодексу не было вообще, дабы не было «мучительно больно». Но мы и так долгое
время молчали, отчего же не сказать о наболевшем сейчас, когда появилась такая
возможность? Нам хочется вылечить наше библиотечное дело, но добиться исцеления
без «мучительной боли» иногда просто не получится.

С некоторыми положениями Вашей статьи, особенно в отношении
Кодекса №2, я вполне согласна. Действительно, следует признать, что
отечественные библиотечные идеи выросли из германского библиотечного опыта, как
из гоголевской шинели; глобализм (или перетекание идей и опыта), таким образом,
был не чужд XIX веку и не может быть чужд веку XXI.

Многоуважаемая Татьяна Евгеньевна! Выражаю Вам искреннюю
благодарность за то, что немалое внимание Вы уделили и моей статье. В ней я
предприняла попытку вывести несколько важных, с моей точки зрения, положений.
Мне хотелось ответить на вопрос Владислава Скитневского (почему не выступают со
своей позицией библиотекари из провинции?2) и 
рассмотреть положения двух вариантов Кодекса через призму равенства и
взаимного уважения читателей и библиотекарей. С сожалением должна отметить, что
прочитали Вы мою статью под влиянием эмоций. В своём отклике на неё Вы не
просто «пронзили жалом иронии», а дали автору «гневную отповедь».

Возможно, в положениях моей статьи имеются определённые
противоречия, и тогда будет не лишним ещё раз разъяснить мою позицию. Начнём с
заголовка. Не стоит здесь выяснять, что вкладывал Грибоедов в свою фразу
«Служить бы рад, прислуживаться тошно» и углубляться в проблему двучтения и
многоякости восприятия. Имеете право прочитать так, как прочитали. Тем не менее
жаль, что Вы не обратили внимания на подзаголовок: «О внутренней свободе,
равенстве отношений и профессиональном долге». В своей статье  я как раз постаралась показать, что можно
служить читателю, соблюдая равенство в отношениях. Служение это возможно
осуществлять только в том случае, если библиотекарь имеет репутацию отличного
профессионала (БД. — 2010. — №20. —

С 8). В чём, собственно, и заключается долг библиотекаря. Я
в этом убеждена и говорю об этом. Читатели не любят, когда им указывают
свысока, но и не любят, когда перед ними низкопоклонствуют, когда им
прислуживают. Нормальные люди ценят равенство в отношениях и возможность
свободного выбора.

То же самое можно сказать о Вашей интерпретации Декларации
сотрудников Канавинской ЦБС. Да, это внутренний документ, ставший основой
корпоративной культуры. Я об этом так и написала (С. 4) Подчеркну: культуры, а
не замкнутости. Думаю, что Вы согласитесь с тем, что этичнее сначала воспитать
внутреннюю культуру, а уже потом говорить о культуре в общении с другими. Если
Вы обратите внимание на приведённые мною пункты Декларации, то увидите, что в
них идёт речь об объединении членов коллектива на основе морально-этических
качеств, направленных на достижение взаимопонимания с читателем, на благо
читателя, на уважение его прав. Жаль, что Вы этого не заметили. Ведь и
обсуждаемый библиотечный кодекс тоже не что иное как корпоративный кодекс. В
своей статье я призываю не бросаться из крайности в крайность — от безличного
отношения к читателям к угодливости, — поэтому уверена, что в Декларации
Канавинской ЦБС нет противопоставления «мы, библиотекари — вы, читатели».

Согласна: моей статье свойственна повышенная
эмоциональность, даже в чём-то запальчивость. В дискуссии это не возбраняется.
Однако я ни на кого не навешивала ярлыков, никого не уличала в высокомерии,
некомпетентности и глупости, высказывалась по существу проблемы. Можно
поспорить о том, насколько удачно я использовала приём обобщения. Но не совсем
корректно трактовать приведённые мною примеры, как это произошло, например, в
Вашем пассаже относительно чиновников и олигархов. Я всего лишь процитировала
строки из известного произведения С. Я. Маршака, а Вы сокрушаетесь о том, что
олигархи в библиотеки не записаны, что ходят в библиотеки только бедные и
ущемлённые… Кстати, в библиотеках нашей ЦБС на самом деле читают и местные
предприниматели, богатые люди по сравнению с другими читателями. Имеют
«Сертификат почётного читателя» глава администрации района, депутаты и
спонсоры. Действительно, истинных олигархов я в библиотеке не видела, но, может
быть, и не живут они в нашем районе.

В своей статье я говорила не о каком-то конкретном Прохорове
или Абрамовиче и даже не о местном заводовладельце. (Если бы они были нашими читателями,
то получили бы квалифицированную помощь и вежливое обслуживание наравне с
остальными, в том числе по нынешним меркам бедными читателями.) Речь идёт о
социальном заказе, исходящем в основном от олигархов и чиновников. Им нет
никакого дела до библиотечного дела и конкретных библиотек, но они
устанавливают правила игры, создают в государстве и обществе определённый
настрой. Именно это я имела в виду, говоря о социальном заказе. Разве это не
так? Разве государство, которым правят олигархи, или общество, развращённое
потребительской идеологией, способны сформировать гуманный и человеколюбивый
социальный заказ? Будь так, наши библиотеки не прозябали бы в нищете, наши
библиотекари делали бы их привлекательными благодаря, а не вопреки, как теперь.
Вы находите такое обобщение неудачным? Но ведь и Ваши высказывания о том, что в
«нашем Отечестве страсть как любят переписывать документы и историю, — тоже
обобщение, и тоже не вполне корректное. Мы обсуждаем конкретную проблему
библиотек, а не исторические катаклизмы.

Ещё одна Ваша претензия ко мне как автору заключается в том,
что я подчеркнула: рядовые библиотекари молчат. Они и будут молчать. Особенно
после того, как Вы обвинили меня и моих коллег из ЦБС в высокомерии и
намекнули, что «таким» пора искать другое место работы. Если давать им понять,
что «каждый сверчок должен знать свой шесток», рядовые библиотекари и дальше
будут следовать правилу: не высовывайся, не встревай в рассуждения высокоучёных
теоретиков, обладающих истиной в последней инстанции, но зачастую имеющих о
реальной ситуации, о реальных читателях смутное представление. Мои
коллеги-практики иногда не имеют возможности получить хорошую теоретическую
подготовку, которая позволила бы им вступать в полемику, и отсутствие таковой
подготовки их смущает, удерживает от участия в обсуждениях.

Вы критикуете ряд положений моей статьи, упрекая в
противоречивости и неясности мысли, в перехлесте эмоций; в свою очередь должна
сказать, что и я не очень поняла Вашу позицию. Неужели в критикуемых Вами
статьях нет ни одной мысли, которая достойна дальнейшего рассмотрения? Конечно,
обаяние чужеземного опыта глупо отрицать, но из Вашей статьи непонятно, как
превратить его в «наш» позитивный опыт? И неужели нельзя отыскать ничего
позитивного в российском библиотечном опыте (пусть даже выращенном на основе
чужеземного, германского)? Что касается детских библиотек, то западные
библиотекари всегда восхищались отношением российских библиотекарей к детям,
перенимали многие формы и методы работы, и продолжают это делать и сегодня.

Да, можно отыскать в полемике вокруг Кодекса заклинания и
проповеди, можно их осудить. В принципе, это тоже способ излечения, но
передозировка такого лекарства чревата негативными эмоциями, которые уводят в
сторону от решения проблемы. Возможно, поэтому, говоря о Кодексе, кто-то
отклоняется от темы: «библиотекарь—читатель». Слова Белинского о пробуждении
человеческого достоинства — это тоже не более чем заклинание. Как его
пробудить? Можно ли в рассматриваемых Вами статьях отыскать ответы на эти вопросы,
или там один только «библиотечный кретинизм», как назвал подобное явление А. В.
Соколов? А ведь у профессора Соколова есть ещё понятие «библиотечная
интеллигенция». Наверное, стоит рассматривать эти понятия как две стороны одной
медали? Неужели, на Ваш взгляд, авторы статей, участвовавшие в полемике о
Кодексе этики библиотекаря, не предложили ничего конструктивного, что могло бы
стать важными составляющими документа о «двух сторонах одной медали» и не на
один год?

В заключение скажу так: библиотекарь — тоже человек и имеет
право на человеческое достоинство, а заклинания о его профессиональной
беспристрастности («клиент всегда прав») чреваты возникновением формулы новой
конфронтации. Вместо белого (библиотечного) расизма мы рискуем получить чёрный
(читательский) расизм. Об этом я, собственно, и хотела сказать: о равноправии с
читателями, необходимости проявления 
уважения  читателей к
библиотекарю, и такой постановке библиотечного дела, при которой подобное
уважение было естественным. Согласна, что тут многое зависит от самих
библиотекарей, и это тема отдельного большого разговора. Что касается уважения
библиотекарей по отношению к читателям, служения им — это наш профессиональный
долг, наша первейшая обязанность, и я с этим не спорю. Жаль, если не только Вы,
но и другие читатели журнала не увидели этого в моей статье, недопоняли меня
как автора.

Читателей в нашей ЦБС, уважаемая Татьяна Евгеньевна, любят
не меньше, чем в Тургеневке. И наши читатели отвечают нам тем же. Хотя и
проблем хватает.

Татьяна Евгеньевна! Хочу выразить этим письмом надежду на
то, что состоявшаяся дискуссия полезна для всех нас. Благодаря ей каждый из нас
получил возможность упорядочить свои мысли, отделить главное от
второстепенного, услышать друг друга, почерпнуть важные идеи для развития
нашего общего и любимого дела. Именно на это нацелен обсуждаемый нами Кодекс.
Согласны? Ваши замечания содержат рациональное зерно, так что нам есть что
обсуждать далее и корректировать свои взгляды.

Всего Вам доброго!