Тургеневка — первая общедоступная библиотека Москвы,
созданная по решению Мосгордумы, — в 2010 г. отметила своё 125-летие.
Второе рождение этой старейшей библиотеки произошло совсем
недавно. После долгого пребывания в латентном, скрытом от глаз москвичей
состоянии (в 1972 г.
историческое здание читальни было снесено), она открылась вновь для читателей
уже в другом помещении в 1998
г., представ во всей красе перед читателями в 2004 г., после завершения
второй очереди реконструкции.
Любопытно, что в ходе реконструкции внутри этого здания
обнаружились палаты ХVII–ХVIII вв. Так что историческая и культурная
преемственность «послужила фундаментом» возрожденной библиотеки и в прямом
смысле.
Татьяна Евгеньевна Коробкина возглавляет Тургеневку с 1994 г. — с того времени,
когда её проект только разрабатывался. Наша беседа была посвящена принципам,
которые легли в основу возрождённой библиотеки, благодаря которым она стала
такой, какой мы её видим сейчас, — комфортной
и изысканной, отвечающей современным
запросам и в то же время с налётом благородной старины.
— Татьяна Евгеньевна, насколько я знаю, вы учились в МГУ и
даже преподавали в нём испанский язык, а потом ушли в библиотеку...
Я окончила филологический факультет МГУ (романо-германское
отделение, преподавание испанского языка), 6 лет проработала по специальности —
1 год на факультете журналистики и пять лет на
экономическом. Потом, в 1974 году, перешла в Библиотеку иностранной литературы.
— Этот жизненный поворот — чем он был вызван?
В какой-то момент мне показалось, что я отдала всё, что
знала: к сожалению, в то время, в середине 1970х гг., никаких зарубежных
стажировок не существовало, не то что теперь — мир открыт, и молодые
преподаватели иностранных языков могут повышать свой профессиональный уровень
за рубежом. Тогда таких возможностей не было. Можно было поехать переводчицей
на Кубу — но у меня это как-то не сложилось: семья, ребёнок... Кроме того, я
писала в то время диссертацию по испанской литературе. Решила, что в Библиотеке
иностранной литературы, куда меня пригласили, я быстрее её завершу. Там был
фонд специального хранения, текущая испанская пресса, книги на испанском языке.
В тот момент в ВГБИЛ сменился руководитель. На посту
директора и её основателя — Маргариту Ивановну Рудомино — сменила Людмила
Алексеевна Гвишиани-Косыгина. Дочь того самого Косыгина, Председателя Совета
министров СССР, который в 1960-е гг. пытался провести либеральные
преобразования в советской экономике. Отсвет уважения, которым пользовался
Алексей Николаевич, падал и на его дочь. Но и сама по себе Людмила Алексеевна
пользовалась уважением: она была человеком очень образованным (знала несколько
языков) и светским, принадлежала, так сказать, к лучшим представителям
советской элиты, и как женщина служила образцом для нас, молодых специалистов.
Когда она вступила в должность, многие сотрудники сменились.
Взамен ушедших пришли новые люди — университетская молодёжь: переводчики,
литературоведы, многие уже с именем. Работая в библиотеке, они продолжали
писать, переводить, заниматься издательской деятельностью. Тогда там были
созданы исследовательские, информационные отделы, стали издаваться журналы,
например «Современная литература за рубежом», где публиковались рецензии на
новые книги, театральный журнал. Атмосфера была очень творческой. И все, кто
приходил туда на работу, в эту жизнь включались. Я к тому времени тоже уже
сотрудничала с издательством «Художественная литература».
Меня взяли в отдел комплектования младшим научным
сотрудником. Это было в 1974
г. Мною руководила Э. Н. Брагинская, заведующая сектором
стран Латинской Америки и Португалии. Элла Николаевна — одна из самых
признанных переводчиц с испанского языка, которая была лично знакома с самыми
яркими фигурами латиноамериканской и испанской литературы ХХ века. Гарсиа
Маркес, Пабло Неруда, Николас Гильен, Хуан Маринельо, другие кубинцы и
чилийцы...
К сожалению, Элла Владимировна ушла от нас в июне прошлого
года. Мы с её дочерью составляем книгу памяти, собираем интервью, статьи,
воспоминания. Свой очерк для этого сборника я озаглавила «Гений общения»
(формула заимствована у Д. С. Мережковского, который в своё время назвал И. С.
Тургенева «гением меры»). «Гений общения», поскольку Элла Николаевна
замечательно умела общаться, невероятно располагала к себе людей, умела
дружить. Буквально до самых последних дней своей жизни. А прожила она долгую
жизнь — 82 года. И до последних дней читала лекции, участвовала в круглых
столах, переводила. Последняя переведённая ею книга — письма аргентинца Хулио
Кортасара. Она переводила, писала очень глубокие статьи о литературе и
писателях.
— В ВГБИЛ вы занимались комплектованием фондов: заказывали
литературу из-за рубежа — интересный опыт, если вспомнить обстоятельства того
времени...
Люди, которые работали в этом отделе, уже тогда существовали
в условиях рынка. Только рынок был не внутри страны, а за границей. Библиотеке
выдавалась валюта, и на эти деньги мы во всех странах мира отбирали, как нам
казалось, наиболее значимую литературу. Газеты и журналы шли в спецхран.
Считалось, что «буржуазное» нужно хранить отдельно. Фондом спецхрана
пользовались те, кто мог принести «отношение» с места работы или учёбы (эта
система сохраняется в российских архивах и сегодня). Писалось примерно такое
письмо: «Мы просим разрешить нашему сотруднику для работы по такой-то теме
пользоваться фондами вашего спецхрана».
Когда мы заказывали книгу, то не знали, куда она попадёт.
Если автор писал или говорил что-то нелицеприятное о Советском Союзе, это
издание Главлит (цензура) направлял в спецхран. Причём существовали спецхраны
для книг и периодики — с одним шестигранником и двумя. В ВГБИЛ они поступали с
одним шестигранником: это были «буржуазные», но не «антисоветские» издания.
Такие, например, как произведения Льва Троцкого, опубликованные в эмиграции,
метились двумя «гайками» и хранились в Ленинке. Попасть в этот «спецхран второй
степени доступа» было очень сложно. Сейчас об этом мало кто знает... Сегодня
ведь основная задача любой библиотеки — обеспечить пользователям как можно
более свободный доступ к информации и знаниям.
...Надо бы подвести итоги советского периода, ведь уходят
люди, которые сами строили советскую библиотечную систему, работавшие в
министерствах культуры СССР и РСФСР. Они могут рассказать, как это всё
делалось. Сколько я ни говорю на эту тему с разными людьми, сколько ни
призываю, ни одна большая научная библиотека пока не взялась за эту важную
тему. А ведь можно было бы провести хотя бы научную конференцию, на которую
собрать всех, кому есть что сказать о библиотеках советского периода.
— Как вы оцениваете этот период?
С моей точки зрения, это был впечатляющий, успешный
эксперимент по созданию единой библиотечной сети страны, нацеленной на решение
задачи идеологического воспитания народа. Другое дело, насколько эти библиотеки
были интересны людям. Книг, которые хотелось читать, не хватало, а в изобилии
были другие, которые читать вовсе не хотелось. Тем не менее задача,
поставленная коммунистами, была выполнена. Сейчас же государство вообще никаких
задач перед библиотеками не ставит.
В октябре прошлого года я была в Чеченской Республике с
делегацией Центрального административного округа Москвы. Грозный произвёл на
меня очень позитивное впечатление. Сегодня это великолепный, заново отстроенный
город с современной архитектурой, красивейшими мечетями. Сейчас там сооружаются
национальная и детская библиотеки — взамен сожжённых в 1990-е гг. Город только
возродили, и сразу всю сеть общедоступных библиотек восстановили. Если не
ошибаюсь, их теперь там насчитывается 90. Насколько я понимаю, чеченское
правительство сформулировало перед библиотеками задачу — воспитание
национального самосознания народа, который остаётся в составе России. Поэтому
литература в библиотеках — на русском языке, а главная улица названа именем
Путина. Хотя все женщины, даже женщины милиционеры, — с косынками на головах.
Вот видите, если государство возлагает на библиотеки какие-то задачи, то оно
библиотеки и поддерживает, понимая их значимость.
— Значит, помощи сверху нам ждать не приходится...
Нельзя сказать, чтобы государство нас совсем не
поддерживало. В частности, интерес к библиотекам проявляет правящая партия —
«Единая Россия», которая создала Общественный совет содействия развитию
библиотек, возглавляемый Б. Грызловым. Три года муниципальные библиотеки
получали из федерального бюджета деньги на покупку книг в соответствии с
законом, который приняла Госдума. В прошлом году В. В. Путин выделил 50 млн,
чтобы поддержать толстые журналы. Журналы, правда, к нам так и не поступили —
затерялись в пути... На федеральные деньги ЦГБ имени Н. А. Некрасова закупила
для московских библиотек литературу, от которой мы не знаем, как теперь
избавиться. Трудно винить Некрасовку: на неё возложили задачу, с которой она не
в состоянии была справиться. В Москве 440 публичных библиотек. Сумма на них
была выделена, надо полагать, большая, и её надо было как-то реализовать.
Сделали, что смогли: заказали 220 комплектов абсолютно одинаковых книг для всех
библиотек. Это называется «здрасте, приехали»: с начала 1990-х гг. говорим про
специализацию, про то, что каждая библиотека должна изучать потребности своего
читателя, заказывать только те издания, которые ему интересны. В результате же
— вот вам комплект и ещё 219 изданий для других библиотек Москвы. Конечно,
директора были возмущены. Так продолжалось два года. Потом после выступления
руководителей библиотек Департамент культуры города Москвы поделил эти деньги
между окружными управлениями культуры, и по крайней мере в нашем Центральном
округе мы смогли сами выбрать книги для заказа. Так что нельзя сказать, чтобы
государство совсем не поддерживает библиотеки. Деньги оно выделяет. Но оно не
знает главного — зачем ему библиотеки. А Федеральный закон о библиотечном деле
говорит, что библиотеки должны служить человеку.
— Звучит впечатляюще...
Конечно. Конституция Российской Федерации в статье 2
провозглашает высшей ценностью человека, его права и свободы. А библиотечный
закон 1994 г.
развивает эту мысль применительно к сфере культуры; это очень хороший,
демократический документ. Как и Конституция. Другой вопрос — что выполняется, а
что нет. Закон гласит, что библиотеки должны служить человеку и обществу,
предоставлять свободный доступ к информации, знаниям, ценностям мировой и
национальной культуры.
«Библиотеки для населения» сегодня в нашей стране называются
«публичными», потому что служат обществу и опираются на общество. Само общество
должно сказать: вы, библиотеки, нам нужны; мы привыкли с ними жить, давайте
выделим деньги на это в бюджете. В тех странах, где есть давняя традиция
самоуправления, не надо выходить для этого с пикетами и объявлять голодовки.
Публичные библиотеки должны получать поддержку от общества,
но общество, которое перестает читать, не может поддерживать публичные библиотеки.
Почему, например, сегодня у библиотек нет союзников в обществе, среди людей
публичных, которые с экрана телевидения говорили бы о важности чтения, о том,
что нужно поддерживать библиотеки? Сейчас много говорят об образовании. А тема
библиотеки даже не возникает. В лучшем случае, Дмитрий Быков иногда вспомнит...
Или вот ещё Александр Архангельский снял цикл фильмов о национальных
библиотеках. А на передачи о библиотеках, как правило, приглашаются директора
крупнейших библиотек. А ведь с людьми-то повседневно встречаемся мы, работающие
в публичных библиотеках. Всё-таки Российская государственная библиотека (бывшая
Ленинская) — больше для научной элиты, туда не каждый и пойдёт.
— Вы стояли у истоков создания современной публичной
библиотеки, расскажите о том, как она формировалась? Как тогда вы себе её
представляли?
1991 год... СССР распался, начинали жить по-новому. А
библиотека — старая, «государственная массовая». Стали ездить за границу и
увидели такие, какие нам и не снились. Библиотеки, перед обаянием которых
невозможно было устоять. Поняли: вот такими они и должны быть. Захотелось
узнать, как они устроены, как работают, перенести этот опыт на нашу почву...
— В чём заключалось обаяние?
Это были библиотеки для людей. Дело не только в том, что там
не было никакой идеологии, никакого «рекомендательного чтения». Они были
устроены так же, как вся западная жизнь: для людей. Библиотека — это же
социальный институт, отражение общества. Какое общество, такая и библиотека.
В 1991 г.,
сразу после августовского путча, я две недели провела на библиотечной
стажировке в ФРГ. Было удивительно, насколько в этой стране помнят о людях,
когда что-то затевают. То есть умеют посмотреть на проблему с позиции человека.
А наши библиотекари до сих пор не могут взглянуть на свою библиотеку глазами
читателя. Они, видите ли, тут живут, работают, всё здесь приспособили, как
удобно им, библиотекарям. Но вы попробуйте встать на место человека, который
впервые в вашу библиотеку попал. Разберётся ли он, куда ему идти и что делать?
Очевидная идея, которая почему-то не приходит в голову
директорам наших библиотек: reception, как в гостиницах, то есть кафедра в
вестибюле библиотеки. Я это видела в Берлине, в Американской мемориальной
библиотеке, которую в 1954 г.
США передали в дар Западному Берлину («мемориальная», поскольку увековечивает
память об этом событии). Тебя встречает человек, который помогает найти то,
ради чего ты пришёл: подбирает библиографический список.
В Хельсинки в Национальной библиотеке при входе — кабинки, и
над ними, как в банке, загорается табличка, показывая, к какому библиографу
тебе можно подойти. Это нормальная вещь. Я уж не говорю про замечательную
архитектуру, комфортные помещения, обязательную зону отдыха, все книги — в
открытом доступе... Человек сам может найти нужную ему книгу. Во всём
продуманность, функциональность, комфорт. Это-то и восхитило. Дальше стали
разбираться, а почему это так устроено, какие принципы в основе. Принцип один —
уважение к читателю. Всё должно быть для него. Фонды — такие, которые ему
интересны, часто обновляются. В первую поездку в Германию поразило: совершенно
новые книги плывут на транспортёре: их уже списывают, хотя, может, их ни разу
не взяли.
Списывают, потому что читателю нужны новые издания. Это
всеобщий закон: люди читают в публичных библиотеках книги последних пяти лет. А
мы привыкли копить и хранить: вдруг это кому-то пригодится лет через
двадцать...
Надо было эти новые для нас принципы, по которым живёт весь
остальной мир, запечатлеть на бумаге. Было проведено много семинаров, встреч, в
том числе между народных, обсуждений, дискуссий. В итоге родился совершенно
гениальный документ — Модельный стандарт деятельности публичных библиотек,
принятый Российской библиотечной ассоциацией в двух редакциях — 2001 г. и 2008 г.
Я считаю, что особенно документ 2008 г. хорошо,
обстоятельно, профессионально излагает принципы работы современной публичной
библиотеки. Разработчик Стандарта — Людмила Васильевна Куликова, старейший
сотрудник РНБ, готовила его, так сказать, на общественных началах. Она долго
руководила научно-методическим отделом, занималась массовыми библиотеками в
РСФСР, и ей хотелось всем объяснить, что такое эта новая публичная библиотека.
Те же принципы легли в основу и другого документа — Кодекса профессиональной
этики российского библиотекаря.
— Кстати, что вы думаете о споре, который ведётся о его
новой редакции...
Первый вариант Кодекса этики, принятый в 1998 г., писался с
американского Билля о правах библиотек. Мы тогда не умели сами сказать про
свободу доступа к информации и другие принципы деятельности библиотек в
демократическом обществе, поэтому взяли за основу документ Американской
библиотечной ассоциации. Это не перевод, конечно... Я говорю «мы» — отчасти и я
в этом участвовала, но писала документ в основном Юлия Петровна Мелентьева,
которая сразу стала объектом агрессивных нападок, продолжающихся до сих пор. Я
не являюсь сторонницей нового варианта. Он многословнее, но, в сущности,
повторяет предыдущий текст. В то же время дискуссия вокруг этого Кодекса этики,
довольно ожесточённая, ведётся в журнале «Библиотечное дело». На примере этой
дискуссии очевиден водораздел между теми, кто не принимает новых веяний в
библиотечном деле, и теми, кто их принимает и говорит, что только так и должно
быть.
...Новая волна поднялась, и многим людям старой закалки
очень трудно принять иную библиотечную идеологию. Речь идёт о другой библиотеке
для нового — гражданского, демократического — общества, где люди иначе себя
понимают и ведут. Мне кажется, самое главное в этой публичной библиотеке — это
то, что она построена на уважении к человеку, она возвращает ему забытое
чувство собственного достоинства.
До сих пор, если читатель приходит с жалобой, у
библиотекарей возникает корпоративное чувство самозащиты — «защита чести
мундира» во что бы то ни стало. Очень трудно признать правоту другого человека,
пойти ему навстречу. Иногда даже отступить от правил пользования библиотекой,
если они в чём-то слишком жёсткие... Хотя в Тургеневке мы постоянно
переделываем. Правила в пользу большей открытости библиотеки для пользователей.
— Переходя к практической стороне... У вас появилась
возможность воплотить новые принципы, когда вы возрождали Тургеневку. Здесь вы
всё устраивали прежде всего в пользу читателя?
По крайней мере, мы стремились к этому. Концепцию развития
библиотеки в 1995 г.
утверждал Попечительский совет. В основе лежала задача совместить старое и
новое: московские традиции, традиции самой Тургеневки и новые технологии,
современные представления о библиотеке. Такое задание было дано и архитекторам.
Хранить традиции нас обязывала также культурно-историческая ценность зданий, в
которые мы въезжали.
Один дом — конца XIX в., другой — XVII–XIX вв. Кстати, про
почтенный возраст второго здания мы узнали только во время реконструкции, когда
строители сняли перекрытия между этажами и под штукатуркой обнаружился старый
слой (лепнина, декор XVII в., которую вы видите в зале, восстановлены
архитекторами). Это открытие заставило пересмотреть проект. В частности, в него
был включён двусветный читальный зал (это когда окна в два этажа, один над
другим), очень красивый, но, как выяснилось позже, не очень функциональный с
библиотечной точки зрения. Сейчас мы стараемся переосмыслить его пространство,
сделать читальный зал местом встречи читателя с книгой в открытом доступе: ведь
половина всего библиотечного фонда пока спрятана в книгохранилище.
С другой стороны, мы хотели создать по-настоящему
современную библиотеку. К тому времени я побывала в Европе, в библиотеках
Германии и Франции, и поняла, к чему нужно стремиться. С самого начала в основу
закладывалась идея библиотеки как полифункционального центра: было
предусмотрено несколько залов для проведения культурно массовых мероприятий —
Тургеневская гостиная (стилизованная под XIX в., с роялем и портретами маслом
на стенах), конференц-зал (с опускающимся экраном — для кинопросмотров и
презентаций).
Сейчас мы используем для проведения концертов и двусветный
читальный зал. Первое здание вошло в строй в 1998 г., второе — в 2004 г. Но уже сейчас
требуются перемены. Библиотека не может застыть, оставаться неизменной, тем
более в наше время, когда дальнейшая судьба библиотеки как таковой стоит под
вопросом.
Мы собираемся разрушить чудесный порядок, который 10 лет
налаживали: представить по возможности все книги в открытом доступе и выдавать
их на дом. Сложность в том, что у нас нет единого пространства: помещений
много, и они относительно небольшие. Под современные библиотеки либо строят
новые просторные здания, либо переоборудуют фабричные: цех — это прямоугольник,
внутри — открытое пространство, которое можно заново спланировать по типу
супермаркета. Нам придётся создавать систему специализированных залов вместо
книгохранилищ. Будет довольно большое переселение... Процесс очень трудоёмкий,
учитывая, что придётся переходить от форматно-крепостной расстановки к
систематической.
Сейчас реализуется первый этап проекта — мы создали рабочую
группу, которая просчитывает различные варианты. Я вижу, как сотрудники
втягиваются в это дело и работают со всё большим увлечением. Мы планируем
открыть и фонд редкой книги — выставить его хотя бы в застеклённых шкафах. Для
сравнения — в Национальной библиотеке Хельсинки рукописные книги XVII в. лежат
на открытых стеллажах — можно их смотреть, можно работать с ними (разумеется,
под контролем библиотекаря).
Как известно, с начала XIX в. Финляндия входила в состав
Российской империи, и университетская библиотека Хельсинки, теперь
преобразованная в национальную, получала обязательный экземпляр российских
изданий. Теперь они составляют Славянскую библиотеку, которая также
представлена в открытом доступе. В идеальном состоянии, в замечательных
переплётах. Можно прийти, взять со стеллажа книгу или журнал, ксерокопировать,
сканировать из них страницы — у нас это категорически запрещено, а там почему-то
нет. Мы застряли в XIX в. В наших библиотеках до сих пор книги спрятаны за
спиной у библиотекаря, а иногда и под кафедрой выдачи.
— Вы прислушиваетесь к мнению сотрудников?
Стараюсь. А иначе нельзя. Мне говорят: «Если мы откроем
книгохранение, половину фонда придётся списать». Я отвечаю: «Пожалуйста,
просчитайте. Расставьте заново на плане стеллажи и посчитайте на компьютере,
сколько книг можно на них расставить и сколько придётся списать». Никто не
говорит: «Мне лень, я так привык». Обычно начинают высокие принципы подводить.
И не потому, что не хватает интеллектуальных способностей. Просто не могут
поступиться принципами: как научили в библиотечном институте, так и будем жить,
и ни шагу в сторону…
Технологии развиваются, а взаимоотношения с читателем — нет.
Сохраняется привычная философия. Зачем нам столько культурных мероприятий?
Зачем в читальном зале устраивать музыкальный фестиваль? Библиотека — это
только книги, и мы на этом будем стоять. Видят в культурных программах
ущемление своих профессиональных прав. Говорят: «Вот вам культурные программы
интересны, за них вы хвалите, а наш тихий, незаметный труд изо дня в день вы не
цените». А у нас 22% всей посещаемости за прошлый год — это посещение
культурных мероприятий. Причём этот показатель растёт из года в год. Библиотеки
превращаются в место встреч, в место общественной жизни, особенно если речь
идёт о небольшом городе, посёлке. Библиотека становится тем, чем, между прочим,
она была в Америке со времён колонизации. Там в каждом посёлке были церковь и
библиотека: в церковь приходили молиться, а вся общественная жизнь вокруг
библиотеки концентрировалась. Да что говорить — Конгресс США возник на базе
библиотеки. Почему такое уважение в Америке к библиотекам? Потому что
американская государственность возникала именно в них, из общественной жизни.
— Кафе при библиотеке задумывалось тоже как место встреч?
Расскажите, как возникла столь необычная для наших библиотек идея?
Именно что для наших. За рубежом кафе в библиотеке — обычное
дело. Наше кафе было заложено на этапе проектирования и реконструкции. Сначала
мы открыли кафетерий, но «проверяющие» вынудили нас его закрыть. Потом мы
обратились к юристам и нашли такую формулу, которая позволила сделать кафе
нашим структурным подразделением и одновременно пригласить к сотрудничеству
тех, кто знает правила общепита.
Мы не берём на себя сложные общепитовские функции: у нас
есть партнёр, который по договору занимается этой стороной дела. Часть
сотрудников кафе у нас в штате, часть — у партнёра. Сейчас, мы надеемся, будет
более свободный взгляд на предпринимательскую деятельность бюджетных
учреждений. Закон 83ФЗ провозглашает свободу приносящей доход деятельности.
Правда, пока непонятно, во что эта свобода выльется.
Кафе — это центр современной городской жизни. В больших
городах существует такое представление, что площадкой для культурных событий
должно быть именно кафе. Мне было очень любопытно, когда Дм. Быков употребил в
одном телевизионном разговоре именно это слово — «площадка»: кафе — площадка
для культурных инициатив. Идея буквально витает в воздухе.
Вот и наше кафе: с какой-то творческой инициативой молодёжь
может в библиотеку и не прийти, а туда — запросто. Общение там более
неформальное благодаря самой обстановке. Да и мотивация другая: когда есть
какое-то культурное событие, в кафе приходит больше посетителей, значит, будет
больше заказов. Правда, у нас нет алкогольной лицензии, поэтому доход наш
невелик. Нам в ней отказали как образовательному учреждению.
Спрашивается, какое же мы образовательное учреждение? «А так
в библиотечном законе написано». Разве мы школа или университет, у нас даже нет
детского отдела? И всё равно лицензию нам не дали. Поэтому кафе, чтобы выжить,
должно постоянно проводить какие-то культурные мероприятия.
Кафе — это символ комфорта, внимания к человеку. Почему в
наших библиотеках никогда не было никаких кафе? Разве что столовая, да и то
только в самых крупных библиотеках. А за рубежом почти в любой библиотеке оно
обязательно есть. В большой библиотеке это может быть даже ресторан, например,
в Библиотеке Конгресса США. А в одной финской библиотеке кафе при входе
соединили с залом периодики: там можно, не заходя в библиотеку, взять кофе и
полистать журнал. Если нет специального помещения под кафе — при входе ставят
автоматы с напитками. Как символ комфорта и уважения к человеку. То, чего нам
крайне не хватает. У нас говорят: «Кафе в библиотеке — для чего? Библиотека и
кафе — вещи несовместимые».
— Жизнь Тургеневки богата событиями. Как вы информируете о
них пользователей?
В сквере перед библиотекой и в вестибюлях обоих зданий у нас
висят месячные и разовые афиши. Программу можно взять и в распечатанном виде.
Мы начали активно работать в социальных сетях: завели странички, куда
выкладываем информацию. Каждый отдел у нас имеет свой блог, на котором
переписывается с читателями. Мы считаем, что это очень важно, особенно для
контактов с молодёжью.
Кроме того, сформировались такие циклы, когда люди приходят
«на огонёк». Например, кинопросмотры по четвергам: неважно, какой именно фильм
будет показан. Есть и другие циклы — «Будьте здоровы», «Авторские вечера поэзии
и песни». Довольно много у нас клубных объединений. Часть из них мы создали
сами, например Клуб друзей Тургенева. Другие к нам пришли: Историко-родословное
общество, Клуб любителей аудиокниг. В прошлом году таких объединений у нас было
14.
Я считаю, что это очень важная часть работы каждой публичной
библиотеки. Мы должны давать приют общественным объединениям. Люди собрались по
интересам, а где им встречаться? Они не могут арендовать помещение. Это просто
любители, денег на аренду у них нет. Библиотеки должны предоставлять им
помещение для встреч — в этом, среди прочего, вклад публичной библиотеки в
формирование гражданского общества.
Ещё у нас есть небольшая «Комната для групповых занятий» при
французско-германском зале: там проходят занятия кружков французского и
немецкого языков. Идею такой комнаты я почерпнула в Германии, в одной
университетской библиотеке. Подобное есть во всех странах: помимо читальных
залов, маленькие классы, где студенты собираются для выполнения общего задания,
обсуждения какой-то проблемы. Я подумала: хорошо бы такую комнату и у нас
сделать. Всё, о чём я говорила, раскрывает суть нашей библиотеки как
полифункционального центра. Такой она была и раньше, даже в советское время,
хотя, может быть, не в таком масштабе, как сейчас. Существует легенда, что в 1921 г. Борис Пастернак
выступал в Читальне имени И. С. Тургенева на литературном вечере (мы нашли ей
подтверждение в одной книге мемуаров). Традиция была пронесена через все годы,
хотя специального помещения в старом здании, снесённом в 1972 г., не было —
собирались в читальном зале.
Сейчас помещения есть, но, к сожалению, они маленькие. Нам
очень недостаёт, например, зала со сценой для театральных постановок. Наши залы
рассчитаны лишь на 60–70 человек. Если бы во всех библиотеках Москвы были бы
такие залы и такая же насыщенная культурная жизнь, пожалуй, нам хватило бы и
таких залов, но мы — явление среди библиотек редкое, к тому же расположены
вблизи станции метро, поэтому мест на всех желающих часто не хватает.
Насколько это возможно, мы ориентируем наши программы по
возрастам. Стараемся делать что-то специально для молодёжи. Но в том-то и дело,
что библиотека не должна «стараться», она должна просто идти навстречу тем, кто
к нам приходит со своими идеями. В этом смысле более благодарная форма — клубы
по интересам. Их члены знают, зачем они к нам приходят.
— Значит, библиотека останется востребованной как
общественная площадка, культурный центр... А в привычном, узком смысле у неё
нет будущего?
В конце 2010
г. у нас в гостях были библиотекари из Швеции. Казалось
бы, там понимают важность библиотек. Но нет, они тоже вынуждены постоянно
доказывать свою важность через разнообразные социально значимые программы. И в
Америке не всё так благостно... Гостья из США была очень пессимистично
настроена (правда, она представляла вузовскую библиотеку). Говорила, что слабо
верит в будущее университетской библиотеки. Ведь всё, что нужно студенту, будет
переведено в электронную форму и придёт через Интернет в его ноутбук. Для чего
тогда будет нужна библиотека?
Люди читающие, особенно молодёжь, всё больше привыкают к
электронной информации. Бумажная книга не исчезнет в ближайшие годы, во всяком
случае, пока живы люди, учившиеся читать по бумажным книгам. Я это так понимаю.
Но дальше придут поколения, которые будут учиться читать с экрана, и они уже не
будут держать в руках бумажные книги. Что же тогда станется с библиотекой?
— Превратится в библиотеку электронных носителей...
Нужна ли она будет? Если всё в виртуальном пространстве?
Чтобы сохранять информацию в электронном виде, надо прикладывать большие усилия
и вкладывать большие средства, ведь никто не знает, сколько такая информация
может храниться. Её надо всё время переписывать, к тому же объём информации
постоянно увеличивается. Говоря о сроке жизни разных видов бумаги, можно точно
сказать, сколько она просуществует, а информация на электронных носителях? Мне
звонят из одной газеты, спрашивают: «Что будет с библиотекой через 5–10 лет?» Я
отвечаю: «Не знаю». Уйдёт ли навсегда бумажная книга? Я не знаю даже, что будет
с московскими библиотеками через полгода, потому что в Москве контуры бюджетной
реформы в сфере культуры пока совершенно не очерчены.
Департамент культуры ещё не сказал, как будет организовано
государственное задание, как будет начисляться субсидия, будет ли
реорганизована библиотечная сеть. Видно, новый мэр ещё о библиотеках не успел
подумать. А чиновники ждут, что он скажет: «Я ходил в библиотеку и поэтому стал
мэром» или «Я не ходил в библиотеку и всё равно стал мэром» (старая шутка!) А
вдруг он действительно не ходил в библиотеку?
— Ваш сегодняшний читатель — каков он?
Как сказала одна наша сотрудница: «В библиотеку ходят
просвещённые люди, непросвещённые в библиотеку не идут».
В этих словах очень глубокий смысл, потому что исторически
публичные библиотеки создавались людьми образованными для относительно
образованных людей. И в России, и в Америке.
В середине XIX в. люди, закончив школу, испытывали
потребность в продолжении образования. Не все ведь шли в университеты... И вот
публичные библиотеки создавались для так называемого внешкольного образования.
Мы очень радуемся тому, что посетителей среднего возраста в
процентном отношении в нашей библиотеке становится всё больше. Пенсионеров
всего 15%. (Мне кажется, это миф, что, выйдя на пенсию, человек вдруг начинает
читать: либо он читает всю жизнь, либо нет.) Как и раньше, у нас преобладает
учащаяся молодёжь — 65–70%.
Хотя в последнее время эта составляющая уменьшается. В 1990е
гг. был бум посещений, потому что стало развиваться частное высшее образование,
а библиотеки при новых вузах ещё не были созданы. Но с начала 2000-х тенденция
другая: вузовские библиотеки стали лучше комплектоваться, и, кроме того,
учебники всё чаще переводятся в электронную форму. Рядом с нами — Высшая школа
экономики, в какие-то годы у нас было много студентов оттуда.
Сейчас нет — там хорошо развивается своя библиотека. Мы
стараемся отслеживать свои целевые читательские группы и работать на них.
Состав читателей меняется. В какое-то время появилось много студентов из
педагогических вузов — мы стали приобретать учебники по педагогике. У нас
хорошая коллекция по литературоведению и языкознанию — преподаватели и студенты
филологи к нам часто наведываются. Беда в том, что в Москве нет сводной
информации о фондах публичных библиотек. Следующий этап в развитии московских
библиотек — создание сводных электронных ресурсов.
Такие ресурсы есть во всех крупных городах мира, у нас же
эта задача стоит уже более 10 лет, и пока безрезТургеневка — первая
общедоступная библиотека Москвы, созданная по решению Мосгордумы, — в 2010 г. отметила своё
125-летие.
Второе рождение этой старейшей библиотеки произошло совсем
недавно. После долгого пребывания в латентном, скрытом от глаз москвичей
состоянии (в 1972 г.
историческое здание читальни было снесено), она открылась вновь для читателей
уже в другом помещении в 1998
г., представ во всей красе перед читателями в 2004 г., после завершения
второй очереди реконструкции.
Любопытно, что в ходе реконструкции внутри этого здания
обнаружились палаты ХVII–ХVIII вв. Так что историческая и культурная
преемственность «послужила фундаментом» возрожденной библиотеки и в прямом
смысле.
Татьяна Евгеньевна Коробкина возглавляет Тургеневку с 1994 г. — с того времени,
когда её проект только разрабатывался. Наша беседа была посвящена принципам,
которые легли в основу возрождённой библиотеки, благодаря которым она стала
такой, какой мы её видим сейчас, — комфортной
и изысканной, отвечающей современным
запросам и в то же время с налётом благородной старины.
— Татьяна Евгеньевна, насколько я знаю, вы учились в МГУ и
даже преподавали в нём испанский язык, а потом ушли в библиотеку...
Я окончила филологический факультет МГУ (романо-германское
отделение, преподавание испанского языка), 6 лет проработала по специальности —
1 год на факультете журналистики и пять лет на
экономическом. Потом, в 1974 году, перешла в Библиотеку иностранной литературы.
— Этот жизненный поворот — чем он был вызван?
В какой-то момент мне показалось, что я отдала всё, что
знала: к сожалению, в то время, в середине 1970х гг., никаких зарубежных
стажировок не существовало, не то что теперь — мир открыт, и молодые
преподаватели иностранных языков могут повышать свой профессиональный уровень
за рубежом. Тогда таких возможностей не было. Можно было поехать переводчицей
на Кубу — но у меня это как-то не сложилось: семья, ребёнок... Кроме того, я
писала в то время диссертацию по испанской литературе. Решила, что в Библиотеке
иностранной литературы, куда меня пригласили, я быстрее её завершу. Там был
фонд специального хранения, текущая испанская пресса, книги на испанском языке.
В тот момент в ВГБИЛ сменился руководитель. На посту
директора и её основателя — Маргариту Ивановну Рудомино — сменила Людмила
Алексеевна Гвишиани-Косыгина. Дочь того самого Косыгина, Председателя Совета
министров СССР, который в 1960-е гг. пытался провести либеральные
преобразования в советской экономике. Отсвет уважения, которым пользовался
Алексей Николаевич, падал и на его дочь. Но и сама по себе Людмила Алексеевна
пользовалась уважением: она была человеком очень образованным (знала несколько
языков) и светским, принадлежала, так сказать, к лучшим представителям
советской элиты, и как женщина служила образцом для нас, молодых специалистов.
Когда она вступила в должность, многие сотрудники сменились.
Взамен ушедших пришли новые люди — университетская молодёжь: переводчики,
литературоведы, многие уже с именем. Работая в библиотеке, они продолжали
писать, переводить, заниматься издательской деятельностью. Тогда там были
созданы исследовательские, информационные отделы, стали издаваться журналы,
например «Современная литература за рубежом», где публиковались рецензии на
новые книги, театральный журнал. Атмосфера была очень творческой. И все, кто
приходил туда на работу, в эту жизнь включались. Я к тому времени тоже уже
сотрудничала с издательством «Художественная литература».
Меня взяли в отдел комплектования младшим научным
сотрудником. Это было в 1974
г. Мною руководила Э. Н. Брагинская, заведующая сектором
стран Латинской Америки и Португалии. Элла Николаевна — одна из самых
признанных переводчиц с испанского языка, которая была лично знакома с самыми
яркими фигурами латиноамериканской и испанской литературы ХХ века. Гарсиа
Маркес, Пабло Неруда, Николас Гильен, Хуан Маринельо, другие кубинцы и
чилийцы...
К сожалению, Элла Владимировна ушла от нас в июне прошлого
года. Мы с её дочерью составляем книгу памяти, собираем интервью, статьи,
воспоминания. Свой очерк для этого сборника я озаглавила «Гений общения»
(формула заимствована у Д. С. Мережковского, который в своё время назвал И. С.
Тургенева «гением меры»). «Гений общения», поскольку Элла Николаевна
замечательно умела общаться, невероятно располагала к себе людей, умела дружить.
Буквально до самых последних дней своей жизни. А прожила она долгую жизнь — 82
года. И до последних дней читала лекции, участвовала в круглых столах,
переводила. Последняя переведённая ею книга — письма аргентинца Хулио
Кортасара. Она переводила, писала очень глубокие статьи о литературе и
писателях.
— В ВГБИЛ вы занимались комплектованием фондов: заказывали
литературу из-за рубежа — интересный опыт, если вспомнить обстоятельства того
времени...
Люди, которые работали в этом отделе, уже тогда существовали
в условиях рынка. Только рынок был не внутри страны, а за границей. Библиотеке
выдавалась валюта, и на эти деньги мы во всех странах мира отбирали, как нам
казалось, наиболее значимую литературу. Газеты и журналы шли в спецхран.
Считалось, что «буржуазное» нужно хранить отдельно. Фондом спецхрана
пользовались те, кто мог принести «отношение» с места работы или учёбы (эта
система сохраняется в российских архивах и сегодня). Писалось примерно такое
письмо: «Мы просим разрешить нашему сотруднику для работы по такой-то теме
пользоваться фондами вашего спецхрана».
Когда мы заказывали книгу, то не знали, куда она попадёт.
Если автор писал или говорил что-то нелицеприятное о Советском Союзе, это
издание Главлит (цензура) направлял в спецхран. Причём существовали спецхраны
для книг и периодики — с одним шестигранником и двумя. В ВГБИЛ они поступали с
одним шестигранником: это были «буржуазные», но не «антисоветские» издания.
Такие, например, как произведения Льва Троцкого, опубликованные в эмиграции,
метились двумя «гайками» и хранились в Ленинке. Попасть в этот «спецхран второй
степени доступа» было очень сложно. Сейчас об этом мало кто знает... Сегодня
ведь основная задача любой библиотеки — обеспечить пользователям как можно
более свободный доступ к информации и знаниям.
...Надо бы подвести итоги советского периода, ведь уходят
люди, которые сами строили советскую библиотечную систему, работавшие в
министерствах культуры СССР и РСФСР. Они могут рассказать, как это всё
делалось. Сколько я ни говорю на эту тему с разными людьми, сколько ни
призываю, ни одна большая научная библиотека пока не взялась за эту важную
тему. А ведь можно было бы провести хотя бы научную конференцию, на которую
собрать всех, кому есть что сказать о библиотеках советского периода.
— Как вы оцениваете этот период?
С моей точки зрения, это был впечатляющий, успешный
эксперимент по созданию единой библиотечной сети страны, нацеленной на решение
задачи идеологического воспитания народа. Другое дело, насколько эти библиотеки
были интересны людям. Книг, которые хотелось читать, не хватало, а в изобилии
были другие, которые читать вовсе не хотелось. Тем не менее задача,
поставленная коммунистами, была выполнена. Сейчас же государство вообще никаких
задач перед библиотеками не ставит.
В октябре прошлого года я была в Чеченской Республике с
делегацией Центрального административного округа Москвы. Грозный произвёл на
меня очень позитивное впечатление. Сегодня это великолепный, заново отстроенный
город с современной архитектурой, красивейшими мечетями. Сейчас там сооружаются
национальная и детская библиотеки — взамен сожжённых в 1990-е гг. Город только
возродили, и сразу всю сеть общедоступных библиотек восстановили. Если не
ошибаюсь, их теперь там насчитывается 90. Насколько я понимаю, чеченское правительство
сформулировало перед библиотеками задачу — воспитание национального
самосознания народа, который остаётся в составе России. Поэтому литература в
библиотеках — на русском языке, а главная улица названа именем Путина. Хотя все
женщины, даже женщины милиционеры, — с косынками на головах. Вот видите, если
государство возлагает на библиотеки какие-то задачи, то оно библиотеки и
поддерживает, понимая их значимость.
— Значит, помощи сверху нам ждать не приходится...
Нельзя сказать, чтобы государство нас совсем не
поддерживало. В частности, интерес к библиотекам проявляет правящая партия —
«Единая Россия», которая создала Общественный совет содействия развитию
библиотек, возглавляемый Б. Грызловым. Три года муниципальные библиотеки
получали из федерального бюджета деньги на покупку книг в соответствии с
законом, который приняла Госдума. В прошлом году В. В. Путин выделил 50 млн,
чтобы поддержать толстые журналы. Журналы, правда, к нам так и не поступили —
затерялись в пути... На федеральные деньги ЦГБ имени Н. А. Некрасова закупила
для московских библиотек литературу, от которой мы не знаем, как теперь
избавиться. Трудно винить Некрасовку: на неё возложили задачу, с которой она не
в состоянии была справиться. В Москве 440 публичных библиотек. Сумма на них была
выделена, надо полагать, большая, и её надо было как-то реализовать. Сделали,
что смогли: заказали 220 комплектов абсолютно одинаковых книг для всех
библиотек. Это называется «здрасте, приехали»: с начала 1990-х гг. говорим про
специализацию, про то, что каждая библиотека должна изучать потребности своего
читателя, заказывать только те издания, которые ему интересны. В результате же
— вот вам комплект и ещё 219 изданий для других библиотек Москвы. Конечно,
директора были возмущены. Так продолжалось два года. Потом после выступления
руководителей библиотек Департамент культуры города Москвы поделил эти деньги
между окружными управлениями культуры, и по крайней мере в нашем Центральном
округе мы смогли сами выбрать книги для заказа. Так что нельзя сказать, чтобы
государство совсем не поддерживает библиотеки. Деньги оно выделяет. Но оно не
знает главного — зачем ему библиотеки. А Федеральный закон о библиотечном деле
говорит, что библиотеки должны служить человеку.
— Звучит впечатляюще...
Конечно. Конституция Российской Федерации в статье 2
провозглашает высшей ценностью человека, его права и свободы. А библиотечный
закон 1994 г.
развивает эту мысль применительно к сфере культуры; это очень хороший,
демократический документ. Как и Конституция. Другой вопрос — что выполняется, а
что нет. Закон гласит, что библиотеки должны служить человеку и обществу,
предоставлять свободный доступ к информации, знаниям, ценностям мировой и
национальной культуры.
«Библиотеки для населения» сегодня в нашей стране называются
«публичными», потому что служат обществу и опираются на общество. Само общество
должно сказать: вы, библиотеки, нам нужны; мы привыкли с ними жить, давайте
выделим деньги на это в бюджете. В тех странах, где есть давняя традиция
самоуправления, не надо выходить для этого с пикетами и объявлять голодовки.
Публичные библиотеки должны получать поддержку от общества,
но общество, которое перестает читать, не может поддерживать публичные
библиотеки. Почему, например, сегодня у библиотек нет союзников в обществе,
среди людей публичных, которые с экрана телевидения говорили бы о важности
чтения, о том, что нужно поддерживать библиотеки? Сейчас много говорят об
образовании. А тема библиотеки даже не возникает. В лучшем случае, Дмитрий
Быков иногда вспомнит... Или вот ещё Александр Архангельский снял цикл фильмов
о национальных библиотеках. А на передачи о библиотеках, как правило,
приглашаются директора крупнейших библиотек. А ведь с людьми-то повседневно
встречаемся мы, работающие в публичных библиотеках. Всё-таки Российская
государственная библиотека (бывшая Ленинская) — больше для научной элиты, туда
не каждый и пойдёт.
— Вы стояли у истоков создания современной публичной
библиотеки, расскажите о том, как она формировалась? Как тогда вы себе её
представляли?
1991 год... СССР распался, начинали жить по-новому. А
библиотека — старая, «государственная массовая». Стали ездить за границу и
увидели такие, какие нам и не снились. Библиотеки, перед обаянием которых
невозможно было устоять. Поняли: вот такими они и должны быть. Захотелось
узнать, как они устроены, как работают, перенести этот опыт на нашу почву...
— В чём заключалось обаяние?
Это были библиотеки для людей. Дело не только в том, что там
не было никакой идеологии, никакого «рекомендательного чтения». Они были устроены
так же, как вся западная жизнь: для людей. Библиотека — это же социальный
институт, отражение общества. Какое общество, такая и библиотека.
В 1991 г.,
сразу после августовского путча, я две недели провела на библиотечной
стажировке в ФРГ. Было удивительно, насколько в этой стране помнят о людях,
когда что-то затевают. То есть умеют посмотреть на проблему с позиции человека.
А наши библиотекари до сих пор не могут взглянуть на свою библиотеку глазами
читателя. Они, видите ли, тут живут, работают, всё здесь приспособили, как
удобно им, библиотекарям. Но вы попробуйте встать на место человека, который
впервые в вашу библиотеку попал. Разберётся ли он, куда ему идти и что делать?
Очевидная идея, которая почему-то не приходит в голову
директорам наших библиотек: reception, как в гостиницах, то есть кафедра в
вестибюле библиотеки. Я это видела в Берлине, в Американской мемориальной
библиотеке, которую в 1954 г.
США передали в дар Западному Берлину («мемориальная», поскольку увековечивает
память об этом событии). Тебя встречает человек, который помогает найти то,
ради чего ты пришёл: подбирает библиографический список.
В Хельсинки в Национальной библиотеке при входе — кабинки, и
над ними, как в банке, загорается табличка, показывая, к какому библиографу
тебе можно подойти. Это нормальная вещь. Я уж не говорю про замечательную
архитектуру, комфортные помещения, обязательную зону отдыха, все книги — в
открытом доступе... Человек сам может найти нужную ему книгу. Во всём
продуманность, функциональность, комфорт. Это-то и восхитило. Дальше стали
разбираться, а почему это так устроено, какие принципы в основе. Принцип один —
уважение к читателю. Всё должно быть для него. Фонды — такие, которые ему
интересны, часто обновляются. В первую поездку в Германию поразило: совершенно
новые книги плывут на транспортёре: их уже списывают, хотя, может, их ни разу
не взяли.
Списывают, потому что читателю нужны новые издания. Это
всеобщий закон: люди читают в публичных библиотеках книги последних пяти лет. А
мы привыкли копить и хранить: вдруг это кому-то пригодится лет через
двадцать...
Надо было эти новые для нас принципы, по которым живёт весь
остальной мир, запечатлеть на бумаге. Было проведено много семинаров, встреч, в
том числе между народных, обсуждений, дискуссий. В итоге родился совершенно
гениальный документ — Модельный стандарт деятельности публичных библиотек,
принятый Российской библиотечной ассоциацией в двух редакциях — 2001 г. и 2008 г.
Я считаю, что особенно документ 2008 г. хорошо,
обстоятельно, профессионально излагает принципы работы современной публичной
библиотеки. Разработчик Стандарта — Людмила Васильевна Куликова, старейший
сотрудник РНБ, готовила его, так сказать, на общественных началах. Она долго
руководила научно-методическим отделом, занималась массовыми библиотеками в
РСФСР, и ей хотелось всем объяснить, что такое эта новая публичная библиотека.
Те же принципы легли в основу и другого документа — Кодекса профессиональной
этики российского библиотекаря.
— Кстати, что вы думаете о споре, который ведётся о его новой
редакции...
Первый вариант Кодекса этики, принятый в 1998 г., писался с
американского Билля о правах библиотек. Мы тогда не умели сами сказать про
свободу доступа к информации и другие принципы деятельности библиотек в
демократическом обществе, поэтому взяли за основу документ Американской
библиотечной ассоциации. Это не перевод, конечно... Я говорю «мы» — отчасти и я
в этом участвовала, но писала документ в основном Юлия Петровна Мелентьева,
которая сразу стала объектом агрессивных нападок, продолжающихся до сих пор. Я
не являюсь сторонницей нового варианта. Он многословнее, но, в сущности,
повторяет предыдущий текст. В то же время дискуссия вокруг этого Кодекса этики,
довольно ожесточённая, ведётся в журнале «Библиотечное дело». На примере этой
дискуссии очевиден водораздел между теми, кто не принимает новых веяний в
библиотечном деле, и теми, кто их принимает и говорит, что только так и должно
быть.
...Новая волна поднялась, и многим людям старой закалки
очень трудно принять иную библиотечную идеологию. Речь идёт о другой библиотеке
для нового — гражданского, демократического — общества, где люди иначе себя
понимают и ведут. Мне кажется, самое главное в этой публичной библиотеке — это
то, что она построена на уважении к человеку, она возвращает ему забытое
чувство собственного достоинства.
До сих пор, если читатель приходит с жалобой, у
библиотекарей возникает корпоративное чувство самозащиты — «защита чести
мундира» во что бы то ни стало. Очень трудно признать правоту другого человека,
пойти ему навстречу. Иногда даже отступить от правил пользования библиотекой,
если они в чём-то слишком жёсткие... Хотя в Тургеневке мы постоянно
переделываем. Правила в пользу большей открытости библиотеки для пользователей.
— Переходя к практической стороне... У вас появилась
возможность воплотить новые принципы, когда вы возрождали Тургеневку. Здесь вы
всё устраивали прежде всего в пользу читателя?
По крайней мере, мы стремились к этому. Концепцию развития
библиотеки в 1995 г.
утверждал Попечительский совет. В основе лежала задача совместить старое и
новое: московские традиции, традиции самой Тургеневки и новые технологии,
современные представления о библиотеке. Такое задание было дано и архитекторам.
Хранить традиции нас обязывала также культурно-историческая ценность зданий, в
которые мы въезжали.
Один дом — конца XIX в., другой — XVII–XIX вв. Кстати, про
почтенный возраст второго здания мы узнали только во время реконструкции, когда
строители сняли перекрытия между этажами и под штукатуркой обнаружился старый
слой (лепнина, декор XVII в., которую вы видите в зале, восстановлены
архитекторами). Это открытие заставило пересмотреть проект. В частности, в него
был включён двусветный читальный зал (это когда окна в два этажа, один над
другим), очень красивый, но, как выяснилось позже, не очень функциональный с
библиотечной точки зрения. Сейчас мы стараемся переосмыслить его пространство,
сделать читальный зал местом встречи читателя с книгой в открытом доступе: ведь
половина всего библиотечного фонда пока спрятана в книгохранилище.
С другой стороны, мы хотели создать по-настоящему
современную библиотеку. К тому времени я побывала в Европе, в библиотеках
Германии и Франции, и поняла, к чему нужно стремиться. С самого начала в основу
закладывалась идея библиотеки как полифункционального центра: было
предусмотрено несколько залов для проведения культурно массовых мероприятий —
Тургеневская гостиная (стилизованная под XIX в., с роялем и портретами маслом
на стенах), конференц-зал (с опускающимся экраном — для кинопросмотров и
презентаций).
Сейчас мы используем для проведения концертов и двусветный
читальный зал. Первое здание вошло в строй в 1998 г., второе — в 2004 г. Но уже сейчас
требуются перемены. Библиотека не может застыть, оставаться неизменной, тем
более в наше время, когда дальнейшая судьба библиотеки как таковой стоит под
вопросом.
Мы собираемся разрушить чудесный порядок, который 10 лет
налаживали: представить по возможности все книги в открытом доступе и выдавать
их на дом. Сложность в том, что у нас нет единого пространства: помещений
много, и они относительно небольшие. Под современные библиотеки либо строят
новые просторные здания, либо переоборудуют фабричные: цех — это прямоугольник,
внутри — открытое пространство, которое можно заново спланировать по типу
супермаркета. Нам придётся создавать систему специализированных залов вместо
книгохранилищ. Будет довольно большое переселение... Процесс очень трудоёмкий,
учитывая, что придётся переходить от форматно-крепостной расстановки к
систематической.
Сейчас реализуется первый этап проекта — мы создали рабочую
группу, которая просчитывает различные варианты. Я вижу, как сотрудники
втягиваются в это дело и работают со всё большим увлечением. Мы планируем
открыть и фонд редкой книги — выставить его хотя бы в застеклённых шкафах. Для
сравнения — в Национальной библиотеке Хельсинки рукописные книги XVII в. лежат
на открытых стеллажах — можно их смотреть, можно работать с ними (разумеется,
под контролем библиотекаря).
Как известно, с начала XIX в. Финляндия входила в состав
Российской империи, и университетская библиотека Хельсинки, теперь
преобразованная в национальную, получала обязательный экземпляр российских
изданий. Теперь они составляют Славянскую библиотеку, которая также
представлена в открытом доступе. В идеальном состоянии, в замечательных
переплётах. Можно прийти, взять со стеллажа книгу или журнал, ксерокопировать,
сканировать из них страницы — у нас это категорически запрещено, а там
почему-то нет. Мы застряли в XIX в. В наших библиотеках до сих пор книги
спрятаны за спиной у библиотекаря, а иногда и под кафедрой выдачи.
— Вы прислушиваетесь к мнению сотрудников?
Стараюсь. А иначе нельзя. Мне говорят: «Если мы откроем
книгохранение, половину фонда придётся списать». Я отвечаю: «Пожалуйста,
просчитайте. Расставьте заново на плане стеллажи и посчитайте на компьютере,
сколько книг можно на них расставить и сколько придётся списать». Никто не
говорит: «Мне лень, я так привык». Обычно начинают высокие принципы подводить.
И не потому, что не хватает интеллектуальных способностей. Просто не могут
поступиться принципами: как научили в библиотечном институте, так и будем жить,
и ни шагу в сторону…
Технологии развиваются, а взаимоотношения с читателем — нет.
Сохраняется привычная философия. Зачем нам столько культурных мероприятий?
Зачем в читальном зале устраивать музыкальный фестиваль? Библиотека — это
только книги, и мы на этом будем стоять. Видят в культурных программах
ущемление своих профессиональных прав. Говорят: «Вот вам культурные программы
интересны, за них вы хвалите, а наш тихий, незаметный труд изо дня в день вы не
цените». А у нас 22% всей посещаемости за прошлый год — это посещение
культурных мероприятий. Причём этот показатель растёт из года в год. Библиотеки
превращаются в место встреч, в место общественной жизни, особенно если речь
идёт о небольшом городе, посёлке. Библиотека становится тем, чем, между прочим,
она была в Америке со времён колонизации. Там в каждом посёлке были церковь и
библиотека: в церковь приходили молиться, а вся общественная жизнь вокруг
библиотеки концентрировалась. Да что говорить — Конгресс США возник на базе
библиотеки. Почему такое уважение в Америке к библиотекам? Потому что
американская государственность возникала именно в них, из общественной жизни.
— Кафе при библиотеке задумывалось тоже как место встреч?
Расскажите, как возникла столь необычная для наших библиотек идея?
Именно что для наших. За рубежом кафе в библиотеке — обычное
дело. Наше кафе было заложено на этапе проектирования и реконструкции. Сначала
мы открыли кафетерий, но «проверяющие» вынудили нас его закрыть. Потом мы
обратились к юристам и нашли такую формулу, которая позволила сделать кафе
нашим структурным подразделением и одновременно пригласить к сотрудничеству
тех, кто знает правила общепита.
Мы не берём на себя сложные общепитовские функции: у нас
есть партнёр, который по договору занимается этой стороной дела. Часть
сотрудников кафе у нас в штате, часть — у партнёра. Сейчас, мы надеемся, будет
более свободный взгляд на предпринимательскую деятельность бюджетных
учреждений. Закон 83ФЗ провозглашает свободу приносящей доход деятельности.
Правда, пока непонятно, во что эта свобода выльется.
Кафе — это центр современной городской жизни. В больших
городах существует такое представление, что площадкой для культурных событий
должно быть именно кафе. Мне было очень любопытно, когда Дм. Быков употребил в
одном телевизионном разговоре именно это слово — «площадка»: кафе — площадка
для культурных инициатив. Идея буквально витает в воздухе.
Вот и наше кафе: с какой-то творческой инициативой молодёжь
может в библиотеку и не прийти, а туда — запросто. Общение там более
неформальное благодаря самой обстановке. Да и мотивация другая: когда есть
какое-то культурное событие, в кафе приходит больше посетителей, значит, будет
больше заказов. Правда, у нас нет алкогольной лицензии, поэтому доход наш
невелик. Нам в ней отказали как образовательному учреждению.
Спрашивается, какое же мы образовательное учрежд
