В 1920-е годы Мао Цзедун , тогда молодой коммунист, лучше других понимал, насколько маловероятной была бы победа коммунизма в Китае. У слабой и бедной партии не было ни военного опыта, ни оружия. Единственное, что могло бы дать надежду на успех — это поддержка огромного крестьянского населения. Но это было самое консервативное сословие в стране с укоренившимся укладом и древними традициями. Идеи Конфуция оставались по-прежнему почитаемыми, и, несмотря на гнёт современного режима, крестьяне не желали отказываться от устоев, уходивших корнями в глубь тысячелетий ради неизвестного будущего — коммунизма. Надо было, выражаясь современным языком, задурить электорату голову.
Мао избрал простой и гениальный путь — он задрапировал идеи своих «великих преобразований» в белые одежды прошлого, придав им облик разумный и утешительный. Для себя же он выбрал образ этакого китайского Робин Гуда, заступника слабых и обездоленных, гаранта справедливости и стабильности. Идеологическим обоснованием этой мистификации стал средневековый роман «Речные заводи», где воспевались братские связи в шайке разбойников, верность благородному делу, объединяющему крепче кровных уз. Мао узурпировал своё право на трактовку истории, и миллионы китайцев пошли за ним, воодушевлённые рассказами о героическом прошлом народа.
Политтехнологии сработали, а Мао уже стало тесно в доспехах защитника «сирых и убогих», он продолжал выстраивать ассоциативный ряд с этим прошлым. И предстал в тоге Шу Чжуге Ляна — великого стратега и философа III века. Вскоре любая речь или статья Мао изобиловала отсылками к ранним периодам китайской истории. Ещё одной своей ипостасью он сделал императора Цинь, проповедовавшего насилие ради наведения порядка. Так он стал Великим Кормчим, добивавшимся культового поклонения, понимая, что народу нужен «отец нации», который твёрдой рукой ведёт его к всеобщему счастью. Электорат с готовностью откликнулся: началась очередная шумная кампания под лозунгом «Отдайте ваши сердца» — Мао Цзэдуну. Энтузиасты — крестьяне и рабочие, служащие и студенты — как по команде стали призывать друг друга работать как можно больше за меньшую плату.
А после того как Кормчий дал маху с Большим Скачком, попытавшись осуществить форсированную модернизацию, с треском провалившуюся, он понял, что в политике нет места экспериментам, и опять вернулся к проверенной тактике — прикрыть свои поражения покрывалом былых побед. И провозгласил Великую культурную революцию. Начались гонения и репрессии на всех, «кто смел своё суждение иметь», уничтожение культурных ценностей и институций, стирание родовой памяти. Особо досталось гуманитарным кафедрам университетов, учёным, писателям, всем более менее самостоятельно думающим людям.
Фактически власть оказалась в руках хунвейбинов, сбившихся в обыкновенные банды, заклеившие страну дацзибао о «великих победах китайского народа». В их руках оказалась и судебная власть, откровенно попиравшая все права и свободы.
Были запрещены все книги, искусство.
P.S. Говорят, что времена изменились?

С любовью, Татьяна Филиппова,
главный редактор журнала «Библиотечное Дело»