Что-то мне подсказывает, что нынешний Год литературы станет последним в двухвековой истории такого уникального культурного явления, как «толстые» журналы. В России литературно-общественные журналы, начиная с карамзинского «Вестника Европы», сыграли особую роль как в становлении и развитии российской словесности, так и в становлении научной и общественно-политической мысли. 

В течение всего XIX века формировался этот своеобразный феномен литературы и журналистики, являвшийся одновременно полноценным участником литературного процесса, и «властителем дум», серьёзным катализатором реформирования общества. Особо велик был авторитет этих изданий в 1860-е годы — период отмены крепостного права. Наивно предполагать, что в России, где Слово всегда было объектом особого надзора и внимания, жизнь «толстых» журналов была беззаботной. Они подвергались постоянным цензурным преследованиям, штрафам, арестам тиражей. Выдающиеся критики и публицисты сидели в казематах «Петропавловки».

Дмитрий Иванович Писарев писал: «Периодические издания расходятся по всем концам России, и идеи, выработанные в тиши кабинета, за письменным столом, становятся достоянием целой обширной страны, становятся почти единственной умственной пищей для нескольких десятков тысяч людей. Большинство публики читают одни журналы. Один экземпляр “Современника” или “Русского вестника” читается целым городом, переходит из рук в руки и возвращается обыкновенно к владельцу в самом жалком и истрёпанном виде... Кроме журналов этой публике действительно читать нечего; отдельные книги издаются теперь чаще прежнего, но их все-таки мало; кроме того, они имеют или учёный или учебный характер».

Именно в эпоху перемен журналы, как мобильные, доступные, относительно дешёвые источники информации становятся особо востребованными. 

Свой триумфальный взлёт советские «толстячки» тоже пережили в 1860-е, открыв нам А. Солженицина и «Мастера и Маргариту». «Новый мир», «Москва», «Иностранная литература», «Знамя»… Многомесячные очереди в библиотеках, невозможность купить или оформить подписку. И ещё один подъём — перестройка: через журналы к нам пришли Б. Пастернак, Ю. Рыбаков, В. Гроссман, публицистика Ю. Карякина и И. Клямкина. 

«Толстые» журналы выжили в годы постсоветских реформ, но в том смысле, что продолжалось лишь материальное существование большинства из них. Время их угасания хорошо известно — начало девяностых годов ХХ века, точнее — 1992 год, катастрофическое падение тиражей, за которым — потеря аудитории и, следовательно, той общественной функции, которая и конституировала феномен русского «толстого» — литературно-общественного! — журнала. 

Сейчас стало известно, что Министерство культуры на этот год лишило библиотеки трансфертов, выделявшихся на подписку «толстых» журналов. 50 миллионов рублей — смешные по нынешним меркам деньги (если учесть что только фильм Михалкова «Солнечный удар» обошёлся бюджету в 965 млн — то есть в 20 раз больше). Но эти деньги позволяли изданиям оставаться на плаву и знакомить читателей с новинками литературы и публицистики. 

Николай Бердяев определил обскурантизм как «социальную светобоязнь, социальную любовь к тьме, как к добру, опасение света, как зла».

«Обскурантизмом следует называть, — писал он, — принципиальную, агрессивно-наступательную борьбу против свободного знания и творческой умственной культуры». И, похоже, в этой борьбе он побеждает.