Правила жизни, совет юношеству: «А душа, к любви косна, / Без потех вся стареет». Ещё: «Вздыхать надо, чтоб сласти / Любовны были знатны». Обращение к любимой: «Утеха драгая». 

Тредиаковский, классик. Силлабо-тоник.

Но что-то не вдохновляет. 

Женщина-игрушка, приятственна вещь, токмо для утех и забав. (Своего, между прочим, сословия, не раба крепостная.)

Василий Кириллович мог себе позволить — и дискредитировал свой век.

Другие пииты самоустранились, смущенные откровенностию собрата и нравами времени. Михайло Ломоносов заявил хрестоматийное: «Хоть нежности сердечной / В любви я не лишён, / Героев славой вечной / Я больше восхищён»; другой гений — аскет Херасков почти поверил, что страсти есть опасное заблуждение. Мудрец же Державин прозрел, что именно есть счастие в любви: «…И мысль свою мне сообщи: / Что с тем сравнится восхищеньем, / Как две сольются в нас души?» Но кто б его услышал, если бы не… 

Да, потомок оценил прошедший век категорично: «И предков скучны нам роскошные забавы, / Их добросовестный, ребяческий разврат». 

Сомнительный комплимент «забавам»! Похоже, в то время слово потеряло широкий коннотат, оправдывающий ряд значений: «отрада», «времяпрепровождение с удовольствием» (см.: «радости, играние и смех,   <…> нежности со множеством утех» — из элегии  Сумарокова «Смущайся, томный дух: настали грусти люты»).

Клеймо поставлено. Диагноз не оспаривается…

Так и оскотинивалось бы — привет господину Фон-Визину! — российское грамоте-обученное-население, если бы не буйный, поперёк своей эпохи живущий лузер-победитель Александр Петрович Сумароков. Бросил вызов, bon gré mal gré, написав стописят «елегий» (жанр сам выдумал, кстати, скрестив современные ему литературные формы с народной песней).

И возмущается мэтр М. В. Ломоносов: «Сумароков сочинял любовные песни и тем весьма счастлив, для того что вся молодёжь, то есть пажи, коллежские юнкера, кадеты и гвардии капралы, так ему следуют, что он перед многими из них сам на ученика их походит».

А честной публике что за дело? Списывает в тетрадку заветные слова: «Пускай судьбина мнѣ что хочетъ приключитъ. / Мя только смерть одна съ тобою разлучитъ». Переписывают отроки, млеют, барышням потом читают, волнуясь, с дрожью и слезой: «И въ чувствахъ и въ умѣ дымится адскій мракъ».

И сами кропают стишки, графоманят, мало-помалу. Приучаются к поэзии.

Не токмо сонм читателей, но и сонм пиитов. Почва для будущих гениев?

…Спас Сумароков нацию от цинизма. Привил уважение к человеку женска полу. 

Ибо в «елегиях» его — диалог на равных: слезливый и напряжённый, занудно-подробный, тавтологичный и наивный.

Как раз для чувствительного юношества.

Что тавтология, повтор — педагогически и терапевтически хорошо. Мантра это, целительный наговор-настрой. (Настрой на задушевную беседу — попытку понять другого.)

Вот и переписывают юнцы при свечах. И сочиняют.

Пусть их! Не будем мешать.