3 октября 2023 года исполняется 128 лет со дня рождения Сергея Есенина. На портале Президентской библиотеки можно ознакомиться с коллекцией, посвящённой поэту, куда вошли цифровые копии архивных документов, книг, периодических изданий, изобразительных материалов. Среди них – письма последней жены поэта Софьи Есениной-Толстой; сборник литературоведа Натальи Шубниковой-Гусевой «Русское зарубежье о Есенине: воспоминания, эссе, очерки, рецензии, статьи», где опубликованы рассказы современников о поэте.

Легенды о поэте слагались задолго до его смерти. Зачастую Есенин не только не проявлял равнодушие к тому, что о нём сочиняли, но и сам был источником ходивших о нём легенд. Литературный критик Александр Воронский, знавший Есенина, писал: «Биография поэта мало известна по причинам ему только ведомым, он скрывал и прятал её. Отмеченный редчайшим даром, искренней добротой, необъяснимым обаянием и общительностью, он был, по словам одного из отечественных мемуаристов, „всем чужой и каждому близкий“». А поэт Вольф Эрлих приводил в своих воспоминаниях следующие слова Есенина: «Знаешь, я ведь теперь автобиографий не пишу. И на анкеты не отвечаю. Пусть лучше легенды ходят! Верно?»

Есенин делал свою биографию. Одни эпизоды и факты он намеренно оставлял в тени, другие – творил и закреплял в рассказах своим знакомым и даже в автобиографиях, которые неоднократно «редактировал». Главная особенность этого создаваемого жизнью и поэзией мифа – его русский характер. По словам Георгия Адамовича: «У рязанского „паренька“, ещё слышатся „наши шелесты в овсе“. Как сказал Блок, у него ещё звучат типично русские ноты раскаяния, покаяния, – и нет ничего удивительного, что в ответ ему бесчисленные русские сознания откликнулись и откликаются».

Георгий Иванов впервые услышал имя Есенина от Фёдора Сологуба, который так охарактеризовал творчество юного поэта: «…Очень недурные стишки. Искра есть. Рекомендую напечатать – украсят журнал. И аванс советую дать. Мальчишка всё-таки прямо из деревни – в кармане, должно быть, пятиалтынный. А мальчишка стоящий, с волей, страстью, горячей кровью…». И дальше – о петербургской жизни Сергея Есенина: «За три, три с половиной года жизни в Петербурге Есенин стал известным поэтом. Его окружали поклонницы и друзья». Иванов говорит о том, что: «наивность, доверчивость, какая-то детская нежность уживались в Есенине рядом с озорством, близким к хулиганству, самомнением, недалёким от наглости. В этих противоречиях было какое-то особое очарование. И Есенина любили. Есенину прощали многое, что не простили бы другому…».

О том, как знакомство переросло в крепкую, искреннюю дружбу критик и поэт Юрий Анненков рассказывает в очерке «Сергей Есенин. Дневник моих встреч»: «Моя первая встреча с Есениным, Сергеем Есениным, Серёжей, Серёгой, Сергуней, восходит к тому году и даже к тем дням, когда он впервые появился в Петербурге. Было это, кажется, в 14-м или 15- м году, точную дату я запамятовал. Состоялась эта встреча у Ильи Репина, в его имении Пенаты, в Куоккале, в одну из многолюдных репинских сред. Есенина привёз к Репину Корней Чуковский. Появление Есенина не было неожиданностью, так как Чуковский предупредил Репина заранее. И не только Репина: я пришёл в ту среду в Пенаты, потому что Чуковский, с которым мы встречались в Куоккале почти ежедневно, предупредил и меня. Лицо Есенина (ему было тогда едва ли двадцать лет) действительно удивляло «девической красотой», но волосы не были ни цвета «золотистого льна», ни цвета «спелой ржи», как любят выражаться другие: они были русые, это приближается к пригашенной бесцветности берёзовой стружки…». Лучше узнав поэта, Анненков напишет: «Трудно, однако, сказать с уверенностью, что было бы для Есенина главным и что – подсобным: поэзия или хулиганская слава, которой он особенно гордился, отнюдь этого не скрывая? Тягой, стремлением, гонкой к славе, к званию „первого русского поэта“, к „догнать и перегнать“, к „перескочить и переплюнуть“, были одержимы многие поэты того времени. Как-то я спросил Есенина, на какого чёрта нужен ему этот сомнительный и преждевременный чемпионат? – По традиции, – ответил Есенин, – читал у Пушкина „Я памятник себе воздвиг нерукотворный…“».

«Что же привлекает к Есенину и какая это правда?» – задаётся вопросом в своих воспоминаниях русский поэт, переводчик Владислав Ходасевич. И сам же на него отвечает так: «Прекрасно и благородно в Есенине то, что он был бесконечно правдив в своём творчестве и пред своею совестью, то, что во всём доходил до конца, что не побоялся осознать ошибки, приняв на себя и то, на что соблазняли его другие, – и за всё захотел расплатиться ценой страшной. Правда же – любовь к родине, пусть незрячая, но великая. Её исповедовал он даже в облике хулигана». О поэзии Есенина Ходасевич говорит так: «В основе ранней есенинской поэзии лежит любовь к родной земле. Именно к ней – родной крестьянской земле, а не к России с её городами, заводами с университетами и театрами, с политической и общественной жизнью. России в том смысле, как мы её понимаем, он в сущности не знал. Для него родина – свои деревня да поля и леса, в которых она затерялась».

В коллекции, посвящённой творчеству Есенина, можно ознакомиться с книгой Софьи Виноградской «Как жил Есенин» (1926), которая жила с поэтом по соседству.

Нежный, мягкий и галантный! По телефону он с необычайной задушевностью, лаской говорил: «Это – я, Есенин. Да, я приехал! Как вы поживаете, мой хороший друг? Я к вам приду и стихи прочитаю».

Вне стихов ему было скучно. Они словно высасывали из него все соки. Ведь к стиху своему он был очень требователен. Он пел не голосом, а кровью сердца, ибо считал, что: «Быть поэтом – это значит то же, / если правды жизни не нарушить. / Рубцевать себя по нежной коже, / кровью чувств ласкать чужие души».

«Радостное волнение играло на его лице, губы как-то странно сжимались, когда он получал из издательства маленькие сборнички своих стихов. Он разглядывал их, перелистывал, показывал и говорил: – Это – что! А вот скоро увижу первый том полного собрания. Вот это – здорово как будет! Издание полного собрания сильно занимало его. Он заранее предвкушал удовольствие щупать первый том своих стихов и говорил: – Вот в России почти все поэты умирали, не увидев полного издания своих сочинений. А я вот увижу своё собрание. Ведь увижу!». Однако случиться этому было, увы, не суждено.