Ей жить бы хотелось иначе,
Носить драгоценный наряд,
Но кони — всё скачут и скачут
А избы — горят и горят…
Н. Коржавин
Пожар в библиотеке как институте сохранения и трансляции культурного наследия — всегда рубежный контроль. И для библиотеки и для общества.
Мы не знаем, как на самом деле обстояло дело в Александрии. Историки говорят, самих пожаров было несколько, и кто только к ним ни приложил руку (или факел). На подозрении различные исторические персонажи — от Юлия Цезаря и Клеопатры, до малоизвестных уроженцев Османской империи. Но спасённая от огня часть коллекции неоднократно и упорно возрождалась буквально из пепла и продолжала существовать в формате «Александрийской библиотеки» на протяжении столетий. Неважно, что на фоне стремительного роста масштабов торговли книгами в городе и за его пределами в этот же период.
Другой знаковый библиотечный пожар произошёл заметно позднее, в СССР, перед самым распадом страны, на волне перестройки и гласности.
В феврале 1988 г. в БАН (Библиотеке Академии наук) в Ленинграде в огне погибла треть «коллективного организатора» — газетного фонда (с 1922 по 1953 г.!!!) вместе с порядка полумиллиона редких и ценных книг. Конечно, были и общественный резонанс, и сбор средств на восстановление по подписке, и показательные снятия с высоких должностей, и новые назначения. Но, честно говоря, кроме специалистов по консервации фондов, о нём мало кто вспоминал за последние годы. Это был пожар завершившейся исторической эпохи.
Пожар в библиотеке ИНИОН в феврале 2015 г., как и его предшественники, тоже возник в условиях болезненной напряжённости в обществе (кстати, опять горели газеты), поэтому он предсказуемо вызвал недолгую, но бурную волну общественного интереса и симметричный государственный отклик — библиотеке быть, отстроить её заново. Запустить как отменённые электрички. Нет, конечно, там надолго осядут и следственный комитет, и прокуратура, а версии о тайных планах строительства рынка, торгового центра и православного собора на привлекательном месте ИНИОН, ещё какое-то время побудоражат умы пользователей социальных сетей.
Но я не о самих библиотечных пожарах, конспирологические версии причин которых долго интересуют только обывателей. Пожар — энергетическая точка невозврата к прежнему существованию, стихийное напоминание о невозможности прежней модели существования библиотек и … необходимости думать о том, что делать дальше.
Есть версия — всё отстроить и заживём! Есть версия — подумать. Я о втором. И, конечно, не думала, что придётся говорить об истории советского бибдела. Но, может, время настало?
Дело в том, что постоянно тлеющая и перманентно вспыхивающая отечественная библиотечная инфраструктура не сильно изменилась с момента выхода сборника «Ленин и Крупская о библиотечном деле». Представляю, как сильно возмутится библиотечная общественность: да у нас всё изменилось, новые помещения, новые книги, попечительские советы, молодые в библиотечном деле, интернет, Wi-Fi, коворкинг и прочие актуальные знаки времени! Всё это так, спору нет. Знаки есть. А стратегии нет. Объясняю, почему.
Современная сеть библиотек — стопроцентная преемница советской библиотечной системы. А советская система библиотек была создана и вполне успешно работала как элемент социальной инфраструктуры и инфраструктуры информационной политики в СССР и была предназначена для доступа граждан (ЦБС) и специалистов (ведомственные, вузовские библиотеки и информационные центры): 1) к культурному наследию и 2) к текущей (современной ) информации в условиях: а) информационной цензуры внутри страны и б) информационной изоляции за её пределами. Деятельность абсолютно всех библиотек была организована на принципах сегментированного доступа и встроена в прочное взаимодействие с другими важными информационными (и не только) институтами: издательствами, СМИ, вузами, школами, с институтами досуга и идеологической работы.
Основным системообразующим принципом взаимодействия библиотек с другими институтами информационной политики стал институт цензуры (отбор к изданию и доступ к информации), институт цензурированного , дефицитного (кроме материалов съездов) книгоиздания (как известно, издательств в СССР было немного, не то, что сейчас!), институтом спецхранов (редкие, ценные и ограниченные к доступу по сугубо цензурным соображениям). Что этот принцип означал в практике организации управления библиотеками? Во-первых, сам доступ к информации был разделён на читальный зал и абонемент (выдача на дом). Во-вторых, сами читальные залы делились на читальные залы с определённой степенью доступа (для кандидатов и докторов наук точно были отдельные залы во всех крупных библиотеках). В третьих, собственно сегментированная возможность доступа в залы спецхранов.
Наталья Викторовна Жадько, профессор кафедры Управления проектами Социального института МГПУ Гуманитарные и прикладные границы педагогического образования, доктор педагогических наук, Москва