Эта тема придёт,
и калеку за локти
подтолкнёт к бумаге,
прикажет:
— Скреби!
В. Маяковский. «Про Это»
Каждое время несёт собственное представление людей о духовных ценностях. Не щадит оно, не обходит стороной и такую желанную, но многострадальную ценность, как Любовь. Она видима нам и не видима, как всё земное и святое. Чего только о ней не говорили и не пели, кем только она ни была гонимой из литературы, в том числе из детской…
В кипящем котле творческой активности литераторов начала ХХ в. любовь варилась как самое желанное блюдо для насыщения и услады читательских сердец. Про любовь читать любили, это было самое желанное чтение. Но не каждая книжка уводила читателя в свои потаённые лабиринты. Не каждая из них насыщала досыта юных дегустаторов любовных напитков. Здесь требовалось умение и хорошее знание потенциального читателя такой литературы. Такую писательскую миссию в конце ХХ в. возложила на себя писательница Лидия Чарская. И не просчиталась.
После 1917 года, однако, приобщение юных читателей к её книгам признали чуждым советскому сознанию. Издавать и читать её книги запретили. Пришло время поругания любви. Причина была понятной всем: типичные для правящей идеологии обстоятельства требовали от писателей придерживаться принципа социалистического реализма, в том числе и пишущих про любовь (кроме любви к Родине и Сталину).
Всё это очень популярно объяснила в своём письме к рабочей молодёжи руководитель женотдела А. М. Коллонтай. Она честно признавала: чем острее борьба двух идеологий, тем неизбежнее встают перед молодыми людьми новые «загадки жизни», в том числе и «загадка любви», то есть взаимоотношения полов. К загадке этой, старой, как мир, нужно искать ключи, зависящие от эпохи, духа времени, то есть культуры. Ключ к загадке любви уже находится в руках пролетариата; распутать сложный клубок любовных чувств может только новая идеология и новый быт трудового человечества. Всё это А. М. Коллонтай изложила в известном послании «Дорогу крылатому Эросу!», обращённом к трудящейся молодёжи. Свои идеи о новой женщине А. М. Коллонтай активно излагала как в публицистике, так и в художественных произведениях: «Женщина на переломе» (1923), «Любовь пчёл трудовых (1923), «Большая любовь» (1927), в романе «Василиса Малыгина» (1927). Идея была проста: любовные переживания для новой женщины второстепенны, главное не скрывать своей сексуальности.
Всё это вызывало в определённых большевистских кругах раздражение. На поле дискуссий особенно ярко выглядели две женщины: Лилия Чарская и Александра Коллонтай. Разница между ними была вовсе не в интеллекте. Обе были умницы. Однако стояли они в этой борьбе по разные стороны идеологических баррикад. Фанатичная принадлежность пламенной революционерки к партии большевиков была несопоставима с глубоко религиозной православной мирянкой, пишущих книги в основном для девочек, для будущих невест, жён и матерей. Вот почему о «странностях любви» они говорили каждая по-своему. Коллонтай, возглавляя Всероссийский женотдел, провозглашая новую культуру любовных чувств, в конце концов, получила высшую награду — орден Ленина. Чарская же, написавшая о любви много больше, ориентировалась не на социалистический реализм, а на общекультурные мировые ценности, при этом не забывала и о святости, традициях русской духовной культуры. Понятно, что создать произведение о любви в условиях социалистического реализма, требующего «правдивости деталей», она уже не могла, ибо это было бы скатывание к натурализму. Показать глубину типичных для любовных человеческих отношений характеры персонажей, изобразить их в не менее типичных для любви обстоятельствах — это автоматически стало для неё табу. Принимались даже специальные документы о полном запрете её творчества и творчества её коллег — как разлагающих молодое поколение.
Владислав Оскарович Скитневский, кандидат педагогических наук, доцент библиотековедения, г. Кингисепп