Теперь с каким она вниманьем
Читает сладостный роман,
С каким живым очарованьем
Пьет обольстительный обман!
А. С. Пушкин. Евгений Онегин
Милорад Павич, создавший две версии своего «Хазарского словаря» — мужскую и женскую, — писал, что он мечтал бы, чтобы мужчина и женщина, прочтя каждый свою версию этой книги, потом встретились и полюбили друг друга. Пока же сюжетные фонды и оформительские компоненты массовой литературы позволяют «наивному» читателю сразу же атрибутировать текст по его принадлежности к «мужской» или «женской» версии.
Фиолетовый сон
Русский любовный роман конца ХХ–начала ХХI вв. (или «розовый роман») отразил новые представления о социальных ролях современной женщины, а также господствующие в обществе стереотипы об отношениях мужчины и женщины. Современная мелодрама, как и женский детектив, используя многие кинематографические приёмы, создаёт своего рода «бытовую поэтику», украшая повседневность и определяя тот идеал (часто весьма примитивный), отсутствие которого остро ощущается в обществе. В этом несомненная социальная роль современного любовного романа. Не представляя сколь либо заметных художественных достижений, русский любовный роман воспроизводит своеобразный слепок эпохи, демонстрирует рождённую в соответствии с гендерными канонами и обыденными стереотипами модель личности нового века.
Феномен массовой литературы вообще и дамского романа в частности недостаточно оценён как верный показатель невысказанных стремлений и потаенных желаний массового человека — показатель коллективных умонастроений эпохи.
«Розовый» роман давно уже перестал быть просто жанром массовой литературы, а сам стал героем масскульта, это жанр наиболее подвержен всяческим пародиям, шуткам, переложениям. Можно вспомнить гимн жанру под названием «Любовное чтиво», иронически представленный бардом Тимуром Шаовым1:
И вот тогда она идёт к уютному дивану,
Лекаpство от депpессии — любовные pоманы.
Пускай сгоpела пицца и муж успел напиться,
Hо что там пpоисходит на сто восьмой стpанице?
Популярным развлечением в интернете стало распространение и пополнение коллекции нелепых фраз и стилистических ошибок из переводных и отечественных любовных романов. Ср: «Этот темнокожий овал лица никак не выходил из его головы», «Ей хотелось умереть, но вместо этого она уснула», «Не поворачиваясь, он оглянулся», «Он побледнел, кровь ударила ему в лицо», «Она имела нечеловеческий облик женщины», «Елена расплакалась и отвела душу в материнские колени», «Она одарила его оптимистической, бессмысленной улыбкой», «Прогуливаясь по парку, он вдруг услышал крик женского пола», «Ей было потом просто дурно, но очень интересно», «Она превратилась в одну-единственную огромную мурашку и сказала “да”» и др.
Создание розовых романов часто иронически обыгрывается и современными писателями. Так, в рассказе Н. Рубановой «Как бы женский роман» главная героиня, журналистка, собирается заработать деньги, написав любовный роман: «Приготовить съедобный — для обделённых полушариями двуногих дам-с — сюжетец. Любовь и разлука, непечатно, карьерный рост, непечатно, измены, непечатно, походы по магазинам и хеппи-энд, крашеные блондинки, непечатно, высокие парни в кожаном… Брр! Рита поморщилась. А потом довести всё это до десяти-пятнадцати авторских, отправить по мылу и ждать денег: тираж большой, договор нормальный, тема для кого-то актуальна»2.
Популярность жанра можно объяснить тем, что женскому роману в жизни современной женщины отведена важная функция — компенсировать отсутствие необходимого количества положительных эмоций. Современные психологи называют фрустрацию — психологическое состояние, которое возникает в ситуации разочарования и проявляется в гнетущем напряжении, тревожности, чувстве безысходности, — чертой современного общества. Реакцией на фрустрацию может быть уход в мир грёз, фантазий, мир любовного романа. Так, например, в стихах, которые сочиняет героиня романа Л. Анисаровой «Знакомство по объявлению», проявляются типичная романтическая замкнутость кругозора, повышенная эмоциональность тона, свойственные массовой читательнице; эти наивные стихи могут быть своеобразным эпиграфом к русскому любовному роману:
Я в своих фиолетовых снах
Высока. И стройна. И красива.
И за то, что добра, — в цветах.
И за то, что умна, — любима.
Я в своих чёрно-белых днях
Так обычна, бездарна, мала.
Отражаются в зеркалах
Мелкомысли и мелкодела.
И когда нестерпимо больно,
Разум с сердцем — не в унисон,
Говорю: «Не желаю. Довольно».
И иду в фиолетовый сон.3
В этих стихах в лаконичной форме представлены эстетические доминанты, определяющие специфику любовного романа.
В предисловии к русскому изданию книги американского историка современности Дженис Рэдуэй «Читая любовные романы: женщины, патриархат и популярное чтение», посвящённой изучению востребованности жанра у женской читательской аудитории, Б. Дубин отмечает: «Узел мотивов, комплекс чувств, который читательницы ищут в сюжете романа, определяет для них и смысловую конструкцию акта чтения. Стремление героини символически отстоять “свою собственную жизнь” как бы повторяется в желании читательницы уединиться и какое-то время побыть пассивным объектом эмоций, возбуждаемых любимым романом. В этом заключён для неё не всегда явный, но постоянно искомый эротизм чтения. Пусть фантазии отдающихся книге нереальны, но совершенно реальны их переживания. Мало того: полноценность восприятия, полнота сочувствования тем выше, чем дальше описываемое отстранено от повседневного опыта читательницы и чем надёжнее гарантирована этой последней неприступность её уединения для всего внешнего, резкого, грубого»4.
Исследование многочисленных отзывов читательниц «розового романа» позволило Д. Рэдуэй прийти к выводу о двух обобщённых «измерениях» любовного романа — романном (novel), связанном с конкретностью и узнаваемостью описанного мира, прагматизмом в поведении героев, характерностью их языка, одежды, деталей окружения, и романтическом (romance), или, иначе, мифологическом, утопическом, которое предопределяет и гарантирует дистанцированность описываемого мира от опыта читательницы, а акт чтения — от окружающей её повседневной действительности. Подобная конструктивная двойственность повествования и всей языковой стратегии любовного романа составляет, с одной стороны, обязательную притягательность, интересность книги для читающих и, с другой — обеспечивает процесс отождествления с героями, положительный эффект чтения5.
Мария Александровна Черняк, доктор филологических наук, профессор кафедры русской литературы РГПУ им. А. И. Герцена, Санкт-Петербург
1 Шаов Т. Любовное чтиво // Музбанк [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://muzbank.net/songs/shaov-timur-lyubovnoe-chtivo-65703.html
2 Рубанова Н. Патология короткого рассказа. Как бы женский роман // Знамя. — 2005.– №4. — С. 58.
3 Анисарова Л. Знакомство по объявлению. — М., 2000. — С. 32.
4 Рэдуэй Д. Читая любовные романы: женщины, патриархат и популярное чтение. — М., 2004. — С. 6.
5 Там же.