В Александинском театре состоялась премьера спектакля «Конец игры» в постановке Теодороса Терзополуса — экстраординарная интерпретация пьесы одного из основателей театра абсурда Сэмюэля Беккета. В спектакле заняты артисты Сергей Паршин, Игорь Волков, Николай Мартон, Семен Сытник и «хор клонов», сопровождающий действие.
Одинаковые существа
Четыре персонажа и хор населяют этот мир. Лица клонов — хор, создающий фон. Греческий хор истолковывал события, сообщая им смысл. Хор клонов, лишь научившихся некоторым словам, радостно и бессмысленно произносит их. Неподвижность и улыбки юных лиц, поразительно сохраняющаяся на протяжении спектакля радостная энергия в выражении и блеске глаз, энергия в произнесении слов, все с одной и той же интонацией начала фразы. Но конец её и смысл не существуют. Это энергия пустоты и бессмыслицы. Кажется, тот, кто учил клонов произносить слова, был уж не человек, и грамматические согласования неверны. «Безумие!» — громко, энергично и мелодично выговаривают клоны. Соло, как вариацию, один из них произносит: «Безумие о…» «Безумие о!» — повторяет хор. С разными лицами, клоны совершенно одинаковы, как роботы: одно и то же радостное выражение лиц, движения, повороты и жесты.
«Хор клонов» — добавление, которое делают создатели спектакля к тексту пьесы С. Беккета об экзистенциальном одиночестве человека. В литературе мир одинаковых существ воссоздавался как антиутопический — «Нигде, или за пределом» С. Батлера, «О, дивный новый мир! О. Хаксли, «R.U.R»
К. Чапека, «Я, робот» А. Азимова.
В 1925 г. А. Толстой написал «Бунт машин» по мотивам «R.U.R.» Чапека и поместил созданных человеком искусственных существ в мир природы. Человечество гибнет, остаются на Земле лишь роботы, а последний человек — инженер забывает формулу вещества, из которого их делали. Пьеса А. Толстого была комедией — роботы Адам и Ева находят в лесу яблоко и… мир получает продолжение.
Сэмюэль Беккет создаёт трагически умирающий мир, у которого нет будущего — мир после катастрофы. Режиссёр Терзополус актуализирует тему, превращая дом Хамма в нечто похожее на склад неудачных экземпляров завода робототехники: мешки с песком и материалом и огромный стеллаж с головами говорящих «клонов»…
Слепота буквальная и метафорическая
Неподвижный в своём кресле и слепой Хамм (Сергей Паршин) не может передвигаться и видеть. Хамм слеп и буквально, и метафорически — чёрные стекла закрывают его глаза, и глаза актёра за чёрными стеклами закрыты, так он произносит свои монологи. У Беккета в основе катастрофы — одиночество, и Нагг и Хелл — лишь воспоминания, а Клов — зеркальное отражение его «Я», постоянно противоречащее. Экзистенциальное пространство Хамма заполнено жестоким ожиданием конца. Его имя многозначно. Оно созвучно имени библейского Хама, одного из потомков Адама, брата Ноя и отца Ханаана: потомки этого библейского героя были необыкновенно воинственны.
Ирина Ефремовна Ерыкалова, кандидат искусствоведения, доцент кафедры журналистики Санкт-Петербургского института гуманитарного образования