Ленинград в книгах о Василии Зайцеве — одно из действующих лиц. Образ города очень важен для понимания главного героя и тех событий, которые описывает автор
Я очень хорошо помню начало славы Бориса Акунина. Брала тогда, в конце 1990-х, для прекрасного журнала «Культ личностей» (Марина Звенигородская, вспоминаю его с большой приязнью!) интервью у Ирина Богат, директора издательства «Захаров», и та рассказывала, как вышла первая, вторая, третья книга об Эрасте Фандорине, а реакции прессы не было, но издатели упорно рассказывали о них журналистам, потому что были уверены, что такой герой, написанный таким автором в таком историческом антураже, должен быть интересен читателям. Они не ошиблись, как мы знаем.
Время теперь, мягко говоря, тухлое, это сказывается во всём, и в деятельности журналистов особенно. Ну так заметим же сами яркого героя, яркого автора и исторические обстоятельства, в которых редко происходит действие детективов. Вышло уже два романа Юлии Яковлевой о Василии Зайцеве, и в них незаурядно всё — герой, авторский взгляд, стилистический способ выражения этого взгляда и даже обложки (В. Мяконькина их сделала очень стильными, по-моему). Рассказывать об этих романах мне трудновато — я вообще ненавижу самый распространённый сейчас тип литературного обзора, когда три четверти текста посвящены пересказу содержания книги, и уж тем более неприемлем этот странный способ для рассказа о детективе. Поэтому могу только сказать, что Василий Зайцев, сотрудник Ленинградского уголовного розыска 30-х годов, придуманный Яковлевой, обладает притягательным обаянием «человека с прошлым» (таинственным), не равен самому себе, то есть безусловно интересен, а обстоятельства уголовного дела, которое он расследует в первой книге «Вдруг охотник выбегает», снова и неожиданно привлекли к себе внимание совсем недавно, буквально несколько месяцев назад, и не в книге, а, к сожалению, в нынешней реальности. Что же до стиля — вот характерная цитата из первого романа о Василии Зайцеве: «Если ленинградская девушка приглашала на балет, ленинградскому мужчине следовало мобилизовать все силы: это было не просто свидание. По важности балет помещался за два шага до страшного суда — знакомства с её подругами. В фойе уже рокотала толпа, предвкушая спектакль. Зайцев пригладил волосы перед большим, оплетённым золотой рамой зеркалом, которое презрительно сверкнуло амальгамой, нанесённой еще в те времена, когда зеркалу показывали фраки, мундиры с золотом, турнюры и бриллианты, а не убогие одёжки советских служащих. Теперешнее отражение напоминало сероватую кашу. Зайцев поспешно отошёл. Двери в партер были ещё закрыты. Лёля стояла у бархатной скамьи и вертела в руках маленький перламутровый бинокль. Зайцев купил программку у билетёрши. И по лицу Лёли понял, что свою первую ошибку он уже совершил. Хорошо воспитанному ленинградскому кавалеру полагалось и без программки знать, что дают сегодня вечером, кто сочинил музыку, кто хореографию, а также кто в главных партиях. Зайцев свернул программку в трубочку, сунул в карман пиджака и смущённо кашлянул. Лёля сделала вид, что не заметила фальстарт, продела руку в подставленный ей локоть, и они поднялись по широкой беломраморной лестнице во второе, парадное фойе».
В этих книгах очень выразителен исторический фон, множество житейских и, я бы сказала, экзистенциальных подробностей, и всё это приводится в движение детективной интригой, а потому картина времени создаётся ненавязчиво. Явно будут ещё романы о неотразимом Зайцеве — я не пропущу.
Анна Берсенева, писатель, литературный критик, сценарист