Тай­на Кни­ги

С Ада­ма, раз­ли­чив­ше­го впер­вые
Ть­му, свет и ли­нии сво­ей ру­ки,
Мир со­чи­ня­ет, пре­да­вая кам­ню,
Ме­тал­лу и пер­га­мен­ту все то,
Что ка­нет за день и прис­нит­ся за ночь.
Хор­хе Лу­ис Бор­хес

При всей ка­жу­щей­ся прос­то­те по­ня­тия «Кни­га», её при­ро­да, сущ­ность, ма­те­ри­аль­ное воп­ло­ще­ние про­дол­жа­ют ос­та­вать­ся пред­ме­том дис­кус­сий и на­уч­ных изыс­ка­ний. Кни­га хруп­ка, из­мен­чи­ва и не­пос­то­ян­ная, как са­мо вре­мя. Но она веч­на и бес­ко­неч­на, как Все­лен­ная. Судь­ба Кни­ги мо­жет ре­шить­ся во­лей од­но­го че­ло­ве­ка. И при этом все ар­мии ми­ра не в си­лах её унич­то­жить.
Од­на из ле­генд о ги­бе­ли Алек­са­нд­рийс­кой биб­ли­о­те­ки гла­сит о том,
что, по­ко­рив Еги­пет, пол­ко­во­дец ха­ли­фа Ома­ра спро­сил у сво­е­го гос­по­ди­на,
что де­лать с биб­ли­о­те­кой. Тот от­ве­тил, что да­же ес­ли кни­ги, хра­ня­щи­е­ся
в биб­ли­о­те­ке, сог­ла­су­ют­ся с Ко­ра­ном, — они не нуж­ны.
Ес­ли же про­ти­во­ре­чат ему, они не­же­ла­тель­ны, а зна­чит, их сле­ду­ет унич­то­жить
в лю­бом слу­чае. Но по­гиб­шая в гран­ди­оз­ном по­жа­ре биб­ли­о­те­ка воз­ро­ди­лась
из пеп­ла спус­тя ты­ся­че­ле­тия.
Мо­на­хи сред­не­ве­ко­вых мо­нас­ты­рей, эко­но­мя бес­цен­ный пер­га­мен, сос­каб­ли­ва­ли текс­ты ан­тич­ных ав­то­ров и за­тем пи­са­ли но­вые. Тру­ды Ти­та Ли­вия, Евк­ли­да, Вер­ги­лия за­ме­ня­лись со­чи­не­ни­я­ми «от­цов церк­ви». Но скре­бок не мог окон­ча­тель­но унич­то­жить пер­во­на­чаль­ный текст. Спе­ци­аль­ные ре­ак­ти­вы поз­во­ли­ли, спус­тя вре­мя, «про­я­вить» сло­ва и про­честь их.
Эта ус­коль­за­ю­щая, поч­ти мис­ти­чес­кая осо­бен­ность Кни­ги быть «прост­ра­н­ством без цент­ра и без дна, без кон­ца и без на­ча­ла» всег­да вол­но­ва­ла мыс­ли­те­лей, уче­ных, пи­са­те­лей. Из тру­дов, пос­вя­щен­ных Кни­ге, мож­но сос­та­вить це­лую биб­ли­о­те­ку. Но и в ней не най­дут­ся де­фи­ни­ции, зак­ры­ва­ю­щие путь для даль­ней­ших дис­кус­сий. Ибо для всех Она — еди­на и у каж­до­го — своя.
«Кни­га — пре­вос­ход­ный со­бе­сед­ник и ве­ли­ко­леп­ное ору­дие; она — чу­дес­ное ле­ка­р­ство
и за­ме­ча­тель­ное разв­ле­че­ние; она при­но­сит не­о­бык­но­вен­ные до­хо­ды и да­ет от­лич­ное
ре­мес­ло; она — прек­рас­ный то­ва­рищ и при­ят­ный гость; она — на­и­луч­ший со­вет­чик
и до­мо­ча­дец… — пи­сал еще в IX в. Аль-Джа­хиз, выдающийся арабс­кий писатель, кри­тик и уче­ный. — Кни­га — это со­суд, пол­ный зна­ний, шка­тул­ка, в ко­то­рой зак­лю­че­но ост­ро­у­мие;
это блю­до, на­пол­нен­ное шут­ка­ми и тру­дом; ес­ли за­хо­чешь — бу­дешь сме­ять­ся
над ее анек­до­та­ми; а за­хо­чешь — бу­дешь удив­лять­ся ее не­о­бык­но­вен­ным ред­кос­тям;
ког­да за­хо­чешь — уве­се­лят те­бя ее ди­ко­ви­ны, а за­хо­чешь — опе­ча­лят те­бя ее про­по­ве­ди. Кни­га — это и арабс­кий врач, и рим­ля­нин, и ви­зан­ти­ец, и ин­ди­ец, и перс, и грек; в ней ста­рое ста­но­вит­ся лишь не­дав­но воз­ник­шим, а мерт­вое — ин­те­рес­ным. Она со­е­ди­ня­ет для те­бя
пер­вое с пос­лед­ним, ущерб­ное с пол­ным, скры­тое с яв­ным, при­су­т­ству­ю­ще­го
с от­су­т­ству­ю­щим, вы­со­кое с низ­ким, ху­до­го с туч­ным, один об­раз с дру­гим…
Я не знаю бо­лее доб­ро­го со­се­да, бо­лее спра­вед­ли­во­го дру­га, бо­лее по­кор­но­го спут­ни­ка,
бо­лее пос­луш­но­го учи­те­ля, бо­лее ода­рен­но­го со­то­ва­ри­ща; я не знаю ни­ко­го ме­нее скуч­но­го и на­до­ед­ли­во­го и в то же вре­мя ни­ко­го, чей ха­рак­тер был бы бо­лее глу­бок и по­лон; я не знаю ни­ко­го ме­нее про­ти­во­ре­чи­во­го
и прес­туп­но­го, ме­нее глу­по­го и бо­лее да­ле­ко­го
от лжи и кле­ве­ты; бо­лее уди­ви­тель­но­го и рас­по­ря­ди­тель­но­го, ме­нее хваст­ли­во­го и стес­ни­тель­но­го; бо­лее да­ле­ко­го от сом­не­ния, бо­лее ре­ши­тель­но от­ка­зы­ва­ю­ще­го­ся
от сму­ты, бо­лее мяг­ко­го в спо­ре и луч­ше пре­до­тв­ра­ща­ю­ще­го сра­же­ния, чем КНИ­ГА».

С любовью, Татьяна Филиппова
Главный редактор журнала «Библиотечное Дело»