Да, четверть века на посту директора библиотеки иностранной литературы… До самой кончины — на работе. Ниспосланное время позволило превратить ВГБИЛ в диалоговое и культурное пространство. Очень свободное. Как сама Гениева говорила о дворике Библиотеки, где стоят самые разные памятники самым разным людям: «Здесь дети играют на коленях у Джойса». Современное пространство, но с невыветрившимся духом старой библиотеки, которая пропитана лучшим запахом в мире — запахом книг, и с возможностью тактильного контакта с ними, а значит, контакта со временем. Пространство, где всё двигалось и жило, которое и сама директор наполняла собой, быстро проходя по читальным залам, культурным центрам, лестницам.
Как и Маргарита Рудомино, Екатерина Гениева обладала способностью разговаривать с государством. С чиновниками Минкульта и с президентом Венесуэлы Чавесом. Для этого нужно терпение. И такая позиция, чтобы уважали и не могли сломать. А в хозяйстве у неё то, что было и остаётся гордостью Библиотеки именно что иностранной литературы, — иностранные культурные центры, от иранского и венесуэльского до американского. Кто же знал, что наступит время культурной архаики и американский центр окажется бомбой, заложенной под Библиотеку?
Екатерина Юрьевна не дала его закрыть. Вообще не давала сделать ни одного шага в сторону опошления Библиотеки. Равного ей тяжеловеса и просветителя-либерала в библиотечном мире нет. Да, пожалуй, что и вообще в мире российской культуры.
Вот в чем ловушка: Гениевой нет — и теперь будет всё дозволено.
Министр Мединский, конечно, хотел снять её с должности. Атаки и проверки шли одна за другой, разговоры были тяжёлыми. Вообще говоря, оскорбительными для Екатерины Юрьевны. Но за ней были дело и коллектив. Она, будучи невероятно простой и дружелюбной — т. е. интеллигентной — в общении, осознавала свой масштаб и свою миссию. Она была хранительницей тех книг, которые превращают человека в человека — думающего, а значит, опасного для государства того типа, которое сформировалось в современной России. Отправить Гениеву в отставку не удалось.
«Мы созданы из тех книг, которые прочитали», — говорила Екатерина Юрьевна. И эта метафизическая правда в политическом смысле безжалостна к некогда «самой читающей стране». И к её управленцам, для которых «Иностранка» Екатерины Гениевой — прямой враг, «национал-предатель»: 5 млн единиц хранения — это «пятая колонна», это книги на 144 языках, изучать которые наши депутаты считают опасным для государственности. А ещё опаснее — превращение Библиотеки в коммуникационное пространство. Кстати, хорошо о формирующей человеческий мозг функции Библиотеки сказал, поздравляя в 1997 г. ВГБИЛ с 75-летием, Борис Ельцин, тот самый человек, который другому человеку завещал «беречь Россию»: «…наперекор замыслу быть идеологическим фильтром, она (Библиотека. — А. К.) стала тем «окном в Европу», через которое проникал свежий воздух и не давал задохнуться в удушливом информационном застое».
А потом появилась еще одна сила, с которой Екатерине Гениевой предстояло бороться, — рак.
И здесь она не сдавалась, веря в то, что время, которое ей послано, хотя и невероятно спрессовано, тем не менее, должно быть использовано для дела. Старалась даже не избегать публичных выступлений — и это после тяжёлых операций…
Библиотека, согласно Борхесу, существует ab aeterno, вечно. Но вечность — это труд, это, говоря в терминах Мераба Мамардашвили, у с и л и е. И без этого философски понимаемого у с и л и я, на которое Екатерине Юрьевне Гениевой было послано время, даже Библиотека могла потерять своё главное свойство — вечность.
Андрей Колесников