Всеволод Иванов: путь к читателю XXI века. К 120-летию со дня рождения

24 февраля 2015 г. исполняется 120 лет со дня рождения русского писателя ХХ века Всеволода Вячеславовича Иванова. Его творчество, рассмотренное без изъятий и купюр, взятое в целостном контексте эпохи, позволяет не только постичь своеобразие творческого пути талантливого прозаика, но и представить некоторые обобщённые черты литературного процесса 1920–50-х годов, его внутреннюю конфликтность, сложность и неоднозначность.
К сожалению, лишь сегодня в полной мере мы можем осознать горькую правоту слов В. Шкловского, признававшегося: «Я в долгу перед Всеволодом, не написав прямо и внятно, какой он большой писатель и как в нём время не узнало своё же собственное будущее. Время мало дорожило такими людьми, как он. Казалось времени, что оно будет рождать гениев непрерывно».
Вс. Иванов, активно присутствующий в литературном процессе, считался «советским классиком», произведения которого постоянно переиздаются, а сам автор неизменно награждается различными премиями в области литературы. Но такое благополучное, на первый взгляд, существование было одним из многочисленных советских мифов. Творчество писателя оказалось не только беспощадно урезанным (любимые и значимые для Иванова романы «Кремль, «У», фантастические повести и др. оставались в письменном столе) — нарушилась иерархия «проходных», подчас написанных в угоду времени и особенно важных для самого автора произведений; последовательность «разрешённых» произведений не соответствовала истинной последовательности их создания, нарушилась художественная преемственность, целостность творчества писателя. Об этом очень точно писал В. Шкловский: «Его меньше издавали, больше переиздавали. Его не обижали. Но, не видя себя в печати, он как бы оглох. Он был в положении композитора, который не слышит в оркестре мелодии симфоний, которые он создал. <…> В театре шёл “Бронепоезд”. В столе лежали написанные, непринятые пьесы. Всеволод был заключён в своём прошлом, при жизни произведён в классики. У входа в его жизнь поставили каменные ворота из лабрадора… Лабрадор загораживал жизнь». Эти слова В. Шкловского заставляют задуматься о том, сколько в послереволюционной литературе таких судеб «оглохших композиторов».
К сожалению, можно с уверенностью сказать, что имя писателя немного скажет современному молодому читателю. Скорее образованный человек назовёт имя его сына — Вячеслава Всеволодовича Иванова, академика РАН, выдающегося учёного-филолога и культуролога, чьё становление, по его собственным словам, определил отец. В послесловии к книге «Неизвестный Всеволод Иванов: материалы биографии и творчества» (М.: ИМЛИ РАН, 2010), в которую вошли неизвестные и малоизвестные произведения Вс. Иванова из различных архивов и периодики, Вяч. Вс. Иванов писал: «Когда несколько десятилетий назад началось медленное постепенное переоценивание всего литературного наследия советской эпохи, естественно, на первый план выдвинулись те <…> писатели, <…> кого, как Булгакова и Платонова, очень мало печатали и не вносили ни в какие официальные списки почитаемых и преподаваемых авторов». Казалось бы, к Вс. Иванову это не имеет отношения. Но, как это ни парадоксально, в творческой судьбе этого писателя соединились противоположности. Как уже говорилось, повесть «Бронепоезд 14-69» и особенно одноименную пьесу 1927 года, действительно, издавали и переиздавали (всегда с большими искажениям редакторского и цензурного характера), ставили в театрах, вносили в школьные и университетские учебные программы. Другие — а это романы, повести, рассказы, пьесы — либо вовсе не печатались и частично опубликованы посмертно, либо, изданные в 1920-е гг., подверглись истребительной критике и в своём первоначальном виде до сих пор не знакомы широкому читателю. Так, например, произошло с лучшей книгой Иванова «Тайное тайных», автора которой после издания в 1926 г. обвинили в грехах буржуазности, фрейдизма, мистицизма и упадничества (есенинщины). Лишь в 2012 г. эта книга блистательных рассказов и повестей писателя была названа литературным памятником первого пореволюционного десятилетия и впервые без искажений переиздана в знаменитой академической серии «Литературные памятники». Именно её хотелось бы назвать первой среди произведений
Вс. Иванова, которые постепенно возвращаются в большую русскую литературу. Ошельмованная, но самая любимая, по признанию автора, книга стала сокровенным Словом писателя о душе народа на трагических переломах, которыми так «богата» история России. Входивший в литературу накануне революции, идеологи которой поставили своей глобальной задачей изменить исторический путь страны, Иванов стремился отразить в книге разрушение национальных идеалов и святынь и его страшные последствия для судьбы народа. Яркие, новеллистически заострённые, написанные блестящим психологом и стилистом рассказы Иванова раскрывают перед читателем «тайное тайных» души человека: его отчаяние и веру, любовь и разочарования, утраты и спасение. Само заглавие книги в то время было вызывающе дерзким. В атмосфере утверждения непримиримых классовых противоречий Иванов брал на себя смелость заговорить о тайнах человеческой души, которую, как этого ни хотели идеологи нового атеистического государства, нельзя было «расписать по клеточкам, как географическую карту» (слова одного из известных психологов и педагогов 1920–1930-х гг. А. Залкинда). «В иррациональной природе героев Иванова открывалась не только страшная бездна человеческой натуры, но и взрастали начала всечеловеческие (любовь, материнство), которые размывали социально-классовые установки эпохи», — так написала о «Тайном тайных» член-корреспондент РАН Н. В. Корниенко, ставшая у истоков нового этапа изучения творчества Иванова в 2000-е гг. в Институте мировой литературы им. А. М. Горького РАН.
Книга «Тайное тайных» подводила итоги 10-летней писательской деятельности Вс. Иванова, в 1916 г. в Сибири начинавшего свой творческий путь со стихотворений, очерков, рассказов, сказок и легенд, часто основанных на региональном фольклоре, — тенденция, сохранившаяся в художественной практике писателя на долгие годы. Результаты этого пути в Советской России и за её пределами оценили по-разному. Мало кому известно, что в 1930 г. в первой советской литературной энциклопедии, изданной печально знаменитой Коммунистической Академией, творчество «позднего Иванова» называлось «чуждым социалистической революции». Тот путь, который был на родине определён как «путь деградации» (Вяч. Полонский, 1929 г.), в критике русского зарубежья был понят совершенно иначе. «Путь, проделанный Ивановым — от внешнего бытовизма к изображению внутренней драмы человека, от радостного опьянения борьбой и движением революции к невесёлому взвешиванию её ценностей, — соответствует всему развитию советской литературы, за пятнадцать лет своего существования сменившей натурализм героического стиля на психологизм и моральную тревогу», — писал М. Слоним в изданных в Париже в 1933 г. «Портретах советских писателей».

Елена Алексеевна Папкова, кандидат филологических наук (ИМЛИ РАН), Москва
Мария Александровна Черняк, доктор филологических наук (РГПУ им. А. И. Герцена), С.-Петербург