Умер ли в нашу эпоху визуализации, сериализации и невероятной скорости подачи информации детский театр? Если нет, то чем он живёт? Как сегодня сократить дистанцию между подростком, иронически воспринимающим реальность, и сценой?
Вот, например, что говорят студенты-филологи: «Чему учит новейшая драматургия?
В том и дело, что она ничему не учит. Новейшие тексты — это импульс, вызванный рыдающим сознанием, совершенно неуверенно пытающимся запечатлеть сегодняшний момент. Новейшие тексты — это вызов самому себе, а не миру, до которого, в его многочисленных, реально-нереальных ипостасях, все меньше дела. Это, в конце концов, попытка встать по ту сторону отчаяния в вертикальной плоскости, потерявшей привычные координаты «верх—низ», где всё смешалось, подобно катастрофе Облонских и единственно надёжным местом кажется шкаф. Это очень-очень про нас сегодняшних»
А вот ответ на вопрос «Зачем читать современную драматургию», который составлен из названий пьес:
«— Сегодня у меня есть “Чёткие планы на вечер”.
— “Скажи”, подруга, какие же?
— Я иду в театр на новую драму “Выжившая”.
— Это, по-твоему, “Настоящее дело”? Что хорошего в современном театре?
— О! Оказывается моя главная проблема не во “Френдзоне” и даже не в том, что “Мой папа — Питер Пэн” и ведёт себя инфантильно, не в том, что мне нужно “Пережить расставание” с любимым человеком, а в том, что “Мои друзья чудовища”, ничего не смыслят в искусстве! Это просто ситуация из анекдота “Филолог и инстаграм”!
— А разве в новой драме поднимаются серьёзные проблемы?
— Ещё бы! Между прочим, новая драма помогает поставить запятую в нужном месте — “Остаться нельзя уехать”, рассказывает, есть ли “Жизнь после смерти”, а ещё говорит “Возлюби ближнего”.
— Всё это — высокие материи, безусловно, но как-то не современно.
— Ошибаешься! Герои новой драмы — мы, такие же простые люди, живущие рядом с нами в современном мире, видящие то же, что мы видим. Они говорят о “Перемирии”, “#щастьематеринства”, чатах в вотсапе “Родительского комитета”, “Разных видах счастья”, “Оптимистах” и о том, что бывает, если послать “Фото топлес” не тому человеку. Грустно! Но это наша жизнь, она на сцене. Посмотреть на себя как на другого нужно… Об этом ещё Достоевский писал!
Оказывается, мы живём не только в эпоху «золотого века детской литературы», о котором уже много говорят специалисты, но и в эпоху стремительного развития современной драматургии для подростков. «Всё дело в том, что вы кричите и очень невежливо с нами разговариваете. Так нельзя, понимаете? Люди созданы не для ругани, а для чего-то другого. Для дела, для разговора, для того, чтобы думать»1 (выделено мной. — М. Ч.) — практически за всё своё поколение говорит герой пьесы Дарьи Варденбург «Никаких сомнений».
«Новая драма» XXI века возникает вопреки старому репертуарному театру с его традициями. Размышляя о причинах возникновения драматургических подъёмов в разные периоды истории литературы, литературовед Марк Липовецкий приходит к очень важным теоретическим выводам: «Быть может, драматургия становится главным действующим лицом в литературе именно тогда, когда после бурных передряг, революций, потрясений и сдвигов происходит стабилизация (застой, депрессия)? Этот жанр реагирует на отвердение новой социальности, до тех пор казавшейся неоформленной и открытой для перемен. Драма, находящаяся на подъёме, в сущности, всегда сфокусирована на несбывшихся надеждах. Её интересуют те, кто платит за социальный сдвиг, те, кто получают пощёчины, те, кого повернувшаяся история столкнула куда-то в канаву или же в канаве оставила, вначале поманив, да бросив. Именно драма начинает биться головой о стену новой социальности. О ту самую стену, которая ещё недавно казалась дверями в светлое будущее. Это жанр похмелья, ломки, отходняка. В драматургической муке обычно вызревает подъём романа»2.
«Новая драма» XXI в. представляет собой отчётливую реакцию на кризис тематического и сюжетного репертуара и появление абсолютно нового зрителя и читателя. Новое поколение молодых драматургов активно восполняет существующие лакуны. Например, драматург Максим Курочкин признавался, что настолько был обозлён ситуацией в театрах, что стал писать тексты вопреки существующей театральной модели, а Василий Сигарев впервые пришёл в театр на премьеру собственной пьесы. Театровед Павел Руднев точно заметил, что перед нами любопытное явление рассинхронизации развития театра и драмы: «Драматург пишет пьесы не для существующего театра, а пьесу-грёзу, пьесу-мечтание о театре, которого ещё пока нет»3.