Под «беллетристикой», как правило, понимается не только книги для «лёгкого чтения», для «развлечения», а весь книжный массив, лежащий за чертой высокого искусства, – всё, что создаётся второстепенными авторами и к чему при всём том приложим критерий качества. Беллетристика может быть и «развлекательной», и серьёзной, содержательно насыщенной, иначе говоря, она неоднородна.
Альтернативная история: от литературной игры до дезориентации читателя
Что касается произведений, относящихся к жанру альтернативной истории, то их появление в русской литературе в некотором смысле было предопределено отечественными традициями исторической беллетристики. Во всяком случае, ведущим методом репрезентации прошлого в российской словесности была тенденциозность: «Историческая литература XIX в. начиналась с выражения неких вневременных (национальных, политических или нравственных) доктрин. История сводилась к утверждению той или иной тенденции. Изображение исторических событий оставалось по существу предлогом для выражения внешней по отношению к ним идеи — национальной, социальной или “нравственной”»1.
Существенный импульс альтернативная история получила после событий 1917 года. Причудливая, жутковатая, а порой и безумная советская действительность 1920-х гг. (когда совершенно невозможно было понять, как же дальше будет развиваться история страны) породила целый ряд произведений в данном жанре (хотя, конечно, он так ещё и не назывался). В качестве примеров можно назвать такие произведения, как «Вторая жизнь Наполеона» и «Пугачёв-победитель» М. К. Первухина, «Бесцеремонный Роман» В. В. Гиршгорна, И. И. Келлера и Б. С. Липатова, «Царь Андрон: апокалиптическая повесть» Д. Бедного (Е. А. Придворова), «Картонный император» Г. Г. Гайдовского. Таким образом, определённые предпосылки для возникновения жанра альтернативной истории в русской литературе всё-таки были. Другое дело, что с 1920-х гг. и вплоть до последнего десятилетия ХХ в. в этом жанре практически ничего не происходило. В советскую эпоху альтернативная история, как и фэнтези, естественно, не приветствовалась, но при этом возникло противоречие прямо-таки фантастического масштаба: «парадокс заключался в том, что советская идеология, фактически “отменив” как факт “альтернативную историю”, весьма скоро воспользовалась её методами для “исправления” недостаточно выдержанной с её же точки зрения реальной истории страны — из учебников стали исчезать Троцкий и другие “неактуальные” революционеры, а их заслуги “передавались” более живучим вождям (или безопасно покойному Владимиру Ильичу Ленину). Эта “историческая динамика” достойна отдельного и ведьма вдумчивого исследования, здесь же хочется просто констатировать, что такой подход очень скоро превратил реальную историю СССР в категорически “альтернативную”…»2
Так или иначе, но примеры «советской» альтернативной истории ещё более редки, чем «советского» фэнтези. Здесь можно упомянуть фантастический рассказ С. Ф. Гансовского «Демон истории», а также, как ни странно, научно-популярную литературу: в книге Н. Я. Эйдельмана «Апостол Сергей. Повесть о Сергее Муравьеве-Апостоле» глава «Невозможный 1826-й год» посвящена рассмотрению вопроса о том, что же было бы, если бы декабристы одержали победу.
Михаил Юрьевич Матвеев, ведущий научный сотрудник Отдела истории библиотечного дела Российской национальной библиотеки, доктор педагогических наук
1 Сорочан А. Ю. Формы репрезентации истории в русской прозе XIX века: автореф. дис. … д-ра филол. наук. — Тверь, 2008. — С. 7.
2 Бережной С. Прошлое как учебный полигон. Очерк истории «альтернативной истории». — Режим доступа: http://barros.rusf.ru/article274.html