Анатолий Николаевич Ванеев сыграл в моей жизни огромную роль. Выражаясь языком штампов, именно он дал мне путёвку в жизнь. В библиотечную, научную, методическую.
Не буду описывать страшную историю, как в весьма солидном возрасте 25-ти лет (шёл 1976 год), отработав пять лет на оборону страны после окончания техникума морского приборостроения и отучившись два курса в Кораблестроительном институте, в одночасье всё бросив, я стал студентом Ленинградского государственного института культуры им. Н. К. Крупской. Сразу скажу: никогда не думал о библиотечной судьбе, не я её выбрал, это точно. Но она выбрала меня. А указующим перстом судьбы стал Анатолий Николаевич, но это я понял уже гораздо позже.
Обучение было вдумчивым, идеологически выдержанным, но сильно не обременяло. Я подрабатывал в двух библиотеках (обслуживал множительную технику), и особо много времени на учёбу не оставалось. Анатолий Николаевич читал курс «Организация и управление библиотечным делом». И, видно, каким-то образом меня приметил. Думаю, не последнюю роль играл мой пол. Надо сказать, что советская власть провинилась перед нашей профессией (если вспомнить об остаточном финансировании) ещё и очень остаточным вниманием к лицам мужского пола. Она оставила им лишь «скромные» должности директоров крупнейших библиотек и преподавателей вузов, возложив на хрупкие женские плечи все остальные виды библиотечной деятельности.
Итак, Анатолий Николаевич приметил студента Басова и предложил ему тему диплома, посвящённую методической работе в ЦБС Ленинграда. Я стал разбираться, вникать, пришёл в библиотеку им. В. В. Маяковского и там познакомился с Марией Фёдоровной Ежовой, которая посвятила меня в «орден» методистов (точнее сказать, тогда только рассказала о нём), и с тех пор мы с ней стали друзьями.
Руководителем диплома Анатолий Николаевич был очень спокойным — предоставлял во всем разбираться самому, не воспитывал, практически не опекал, лишь иногда, посмеиваясь, давал отдельные советы. Дипломный проект я, конечно, защитил на отлично и получил завидное распределение: младшим научным сотрудником в Государственную публичную библиотеку им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. На пятый этаж, недалеко от Кабинета библиотековедения, в научно-методический отдел. Кто скажет, что это не рука судьбы? Летом я вышел на работу, помню, с каким вниманием меня приняли в отделе, выделили стол, я отработал целый месяц, и вдруг…
Явившись по вызову в кабинет директора к мудрейшему Леониду Александровичу Шилову, я застал в кабинете Анатолия Николаевича. Оказывается, библиотечные пророки вступили в сговор и определили мою новую судьбу. Я был «перераспределён» из библиотеки на кафедру библиотековедения. Замечу в скобках: тогда с распределением было строго; но мне этот способ крепостной повинности до сих пор представляется вполне оправданной платой за полученное образование. Невидимая рука рынка трудовых ресурсов за последние двадцать лет нанесла страшнейший урон нашей профессии — ряды студентов, библиотекарей, преподавателей поредели так, что ещё немного — и деградация будет необратимой…
А тогда, в 1980 году, практически со студенческой скамьи, я стал ассистентом кафедры библиотековедения, которой руководил Анатолий Николаевич. Престиж преподавателя вуза, в отличие от времен нынешних, был весьма высок, попасть на кафедру было ой как не просто. Как выяснилось потом, решение с безродным студентом Анатолию Николаевичу стоило немалых трудов. Ректор — Е. Я. Зазерский — был зело вспыльчивый и своевольный. Но и Анатолий Николаевич умел постоять за свои решения: фронтовая закваска никуда не делась.
Странная, в общем-то, ситуация: ни дня не проработав по специальности, не понюхав, что называется, библиотечной пыли, я стал влиять на подготовку библиотечных кадров высшей квалификации. Сам Анатолий Николаевич считал, что своим призванием и даже образованием обязан не столько вузу (а он был заочником Московского библиотечного института), сколько Кировской (в девичестве Вятской) областной библиотеке, где в молодости служил методистом. Мне библиотечные премудрости было предложено постигать методом восхождения от абстрактного к конкретному, решая одновременно несколько задач. Сдавал экзамены кандидатского минимума в качестве соискателя, преподавал (правильнее сказать, был именно ассистентом: семинарские и практические занятия, вечерники и заочники стали основным уделом), а по ночам писал диссертацию. Руководителем моей научной работы стал А. Н. Ванеев. Он и тему сформулировал. И опять, как в случае с дипломной работой, часто как бы забывал о подопечном: я был во многом предоставлен себе — и в заблуждениях и в мелких собственных находках. Сдержанность Анатолия Николаевича тогда меня обижала: мог бы больше помогать своему соискателю! Даже в выборе оппонентов и ведущей организации он не диктовал, а лишь советовал. Не любил Анатолий Николаевич опекать, был, как я это понял потом, деликатным по отношению к молодому коллеге, которого, надо честно признать, иногда «заносило». Но он никогда не делал соответствующих «оргвыводов», предоставлял молодёжи возможность пользоваться собственным умом.
Обстановка на кафедре была совершенно демократическая, дружелюбная, уважительная. Не помню ни окриков, ни скандалов, ни какой-то специальной воспитательной работы. А время было вполне ещё «идеологически выдержанное». Будучи «молодым кадром» всегда легко получал поддержку у всех, к кому обращался. Было много молодёжи: преподавателей на факультете, аспирантов на кафедре. Практически никто не потерялся и в ХХI веке. Вспомню только двух, с кем все годы не терял связи, — Виолетта Аскарова (доктор, профессор, зав. кафедрой Челябинской академии культуры) и Ренальдас Гудаускас (ныне директор Литовской национальной библиотеки).
Окна нашей кафедры, которая располагалась тогда на Дворцовой набережной в особняке князей Салтыковых, были угловыми, смотрели на площадь Суворова и на Троицкий мост — и дальше, на Петроградскую сторону, на яркий шпиль Петропавловского собора. Вид завораживающий. Мне всегда нравилось выходить на Дворцовую набережную из института. Вот только Белый зал («танцевальное зало», в котором много раз бывал А. С. Пушкин) в мою бытность постоянно был закрыт «на ремонт».
Недавно я открыл «учёный труд», защищённый в далёком 1985 году, — свою кандидатскую на тему «Организация целевого управления централизованной библиотечной системой» и не был разочарован. Уровень как нравственного, так и профессионального отношения к научной и педагогической деятельности мы изрядно подрастеряли в конце ХХ–начале ХХI веков. А тогда, в 1980-х, даже не знали такого слова «плагиат»: научная добросовестность подразумевалась сама собой. Молодёжь на кафедре свободно высказывала свои соображения, не помню никакого профессионального снобизма. Вместе с проректором по науке, Н. И. Сергеевой, мы ездили на аспирантские конференции по всей стране, брали «призы» за первые научные доклады. Было доверие и полное отсутствие удушающего бюрократического духа «регламентации и отчётности», пришедшего гораздо позже.
Я проработал под водительством А. Н. Ванеева с 1980 по 1987 год, потом в стране «началось то, что случилось». Волна «перестройки и демократизации» изрядно поиграла моей судьбой. Побывал в разных должностях и ипостасях, но связь с библиотечным делом, ненавязчиво заложенную в мой организм Анатолием Николаевичем, не терял никогда.
В 2007 году я во второй раз вошёл в кабинет директора — уже Российской национальной библиотеки — к Владимиру Николаевичу Зайцеву и попросился сам, без всякого распределения, на работу. Был принят, стал библиотечным работником не только по душе, но и по статусу. Как и 27 лет назад, поднялся на пятый этаж и вошёл в тот же отдел, но уже не как младший научный сотрудник. Библиотека поручила руководство научно-методическим отделом. Среди радушно встретивших коллег, были и те, кто приветил молодого специалиста много лет назад.
Если Анатолий Николаевич начинал свою профессиональную жизнь методистом-практиком, то я им стал, вступив в возраст, скажем мягко, достаточной профессиональной зрелости. Чувствую теперь, как всё в этом мире взаимосвязано, как всё не случайно и как крепко библиотечные нити вплелись в мою судьбу…
Дорогой Анатолий Николаевич! Вы проживаете большую, интересную и плодотворную жизнь. Для очень многих Вы стали важной душевной «скрепой», соединяющей времена и людей в нашей профессии. Вам — девяносто! Цифра воодушевляющая и фантастическая. Я помню 1985 год и празднование Вашего 60-летия. Было шумно и радостно: все были такие молодые. Тогда я смело переиначил Хармса и вручил Вам диссертацию на соискание неучёной степени библиолюбоведения: «Весёлые ребята с кафедры библиотековедения». Там была и такая главка:
«Ванеев часто бывал в доме на Дворцовой набережной, подолгу сидел на окне, всё видел и всё знал. Он знал, что Крейденко больше любит студентов, и поэтому считал не вполне уместным передать ему свою библиотечную лиру. Думал X. Кунце или Дж. Шире за границу послать — не пропустили, сказали, не подлежит: имеет большую социалистическую ценность. Вздохнул Ванеев и оставил лиру у себя».
Дорогой Анатолий Николаевич! Спасибо, что оставили библиотечную лиру у себя. Пусть так будет и впредь: мы знаем, что Ваши руки для библиотечного дела — самые чистые и надёжные.
С. А. Басов, заведующий научно-методическим отделом библиотековедения РНБ, член Совета РБА, кандидат педагогических наук