— Никуда не поеду, и точка, — Пашкино упрямство не знает границ.
Словно захваченный в плен супергерой он готов бороться, а если придётся — и умереть за идею. План его гениально прост. Любой ценой остаться тут, в деревне у бабушки, и больше не возвращаться в город. А причину он никому не скажет. Ни за что.
— Я тут ни при чём, — разводит руками баба Маня под тяжёлым взглядом невестки, которая гневно нависает над сыном.
Тот ни на кого не смотрит. Его заботит только кусочек двора за окном напротив, где по деревянному редкому забору между соседскими участками гуляет задиристый петух Петруша и трясёт ярким гребнем. И ещё поверхность кухонного стола. Всё семейство наблюдает как их белобрысое четырнадцатилетнее чадо, подперев голову одной рукой, пальцем второй растягивает молочною каплю по рисунку клеёнки.
— Может, в школе в городе кто обижал его? — предлагает версию бабушка.
— Павлик, тебя кто-то обижает в школе? — наседает мать.
Паша отрицательно мотает головой: «Нет, никто не обижает».
— Иванов гнобит? — допытывается отец.
— Нет, — подаёт голос Пашка, спасая Иванова. Хоть Иванов та ещё гнида. Но пусть живёт, Пашка нынче добрый.
— Ну этот, значит, как его. Тощий такой, длинный. Сив… Сиверков… Сиверцев.
— Сверский, — тихо подсказывает Пашка и довольно хмыкает над уничижительным описанием одноклассника.
— Сверский? Вот скотина. Что ж ты раньше молчал? Почему сразу не сказал? — родители готовы сейчас же наказать обидчика, и промолчи сейчас — попало бы Сверскому по самое не могу. Супергерою Пашке приятно, что за него готовы сражаться, но честность берёт верх.
Минуты три он с наслаждением и глупой ухмылкой слушает планы родителей по усмирению всех школьных злодеев, потом вздыхает и произносит:
— Никто меня в школе не обижает.
— Ну если никто не обижает, то собирайся, давай, и поехали, — отец смотрит на часы и мысленно поправляет сбившийся график маршрута. И так задержались в деревне лишний день.
А ведь ещё сборы в школу, и этому неслуху вставать завтра на линейку.
— Почему я не могу остаться здесь? — риторическим вопросом ставит в тупик взрослых Пашка, и молочная капля, сдавшись на милость его упрямству, наконец-то растягивается в форме белого колечка, — Я буду бабушке помогать. Воду носить из колодца. Дрова колоть, я научился. Грибов вот наносим, ягод.
За окном на соседнем дворе растягиваются на верёвке белые паруса свежевыстиранных простыней, а петух Петруша гордо спрыгивает в их сторону как заядлый пират при абордаже. Пашкина душа тоже тянется к этим парусам.
— Я же, Пашенька, к Никитишне собиралась ехать в октябре, — робко напоминает внуку баба Маня. Мол, не до тебя, поезжай в город. У меня свои планы.
— Так и едь. Я тут один поживу, — не сдаёт позиций Пашка.
Белые паруса за серебристым забором надуваются попутным тёплым ветром. А тень соседки за этими парусами взмахивает руками и словно зовёт в приключение. «Э-гей! Все на борт!»
— Ты в своём уме, Павел? — мать щурит глаза. — Учебный год на носу, помогальщик. Лето закончилось. Отдохнул — и хватит. Пора за учебники браться.
Она почти кричит. Пашка краем глаза посматривает, как раздуваются гневно ноздри, и щеки покрываются красными пятнами.
Тогда из молочного колечка он делает кружок, размазывая внутренние границы.
Воля Липецкая, липецкий прозаик, автор рассказов в жанре современной
и исторической прозы, а также фантастики и хоррора.