«Юный град: Пе­т­ербург времен Петра Великого»

«…для нас реализуется лишь один вариант истории, хотя она может развиваться одновременно по нескольким путям, за некими невидимыми, недосягаемыми «стенами» пространства и времени».

По­че­му Петр так бе­рег свой До­мик, или Ве­ли­кая си­ла люб­ви
Ца­рю бы­ло 30 лет, ког­да вес­ной 1703 го­да он впер­вые всту­пил на бе­ре­га Не­вы. По тем вре­ме­нам он был не так уж мо­лод, а глав­ное — ус­пел очень мно­гое по­ви­дать. За его спи­ной бы­ла вой­на с тур­ка­ми, дол­гие ски­та­ния по Ев­ро­пе и Рос­сии, пла­ва­ние в штор­мо­вом мо­ре, пы­точ­ные под­ва­лы Пре­об­ра­жен­ско­го, го­ды на­пря­жен­но­го тру­да и поч­ти бес­пре­рыв­ных ку­те­жей. Сло­вом, ка­за­лось, что его нель­зя уже ни­чем уди­вить или по­ра­зить. Но, сой­дя с лод­ки на топ­кий бе­рег бу­ду­щей Пе­т­ро­град­ской сто­ро­ны в тот па­мят­ный май­ский день, он при­шел в вос­хи­ще­ние от уви­ден­но­го и тот­час при­ка­зал ру­бить на бе­ре­гу со­сно­вый дом.
Так, не­ждан­но-не­га­дан­но для се­бя, ок­ру­жа­ю­щих и всей Рос­сии царь Петр вдруг об­рел здесь ми­лый уго­лок, ро­ди­ну, на­всег­да при­вя­зал­ся к это­му ме­с­ту, за­ло­жил здесь го­род, сто­ли­цу им­пе­рии. Иным труд­но по­нять, по­че­му царь с та­кой не­о­бык­но­вен­ной неж­но­с­тью от­но­сил­ся к это­му по­на­ча­лу не­ка­зи­с­то­му по­се­ле­нию на ши­ро­кой пу­с­тын­ной ре­ке, по­че­му, во­пре­ки ре­аль­но­с­ти, он на­зы­вал в сво­их пись­мах этот го­ро­док на фран­цуз­ский ма­нер «па­ра­ди­зом» и был го­тов от­дать уп­ря­мо­му швед­ско­му ко­ро­лю Кар­лу XII, с ко­то­рым во­е­вал, Нов­го­род, Псков, чуть ли не пол-Рос­сии за бес­плод­ный кло­чок зем­ли в ус­тье Не­вы.
Ко­неч­но, все зна­ют, что Рос­сии ну­жен был вы­ход к мо­рю, га­вань на Бал­ти­ке. Нуж­но бы­ло, на­ко­нец, вос­ста­но­вить спра­вед­ли­вость и вер­нуть «ста­рин­ную по­терь­ку» — Ижор­ские зем­ли, «на­ши от­чи­ны и де­ди­ны». Все так! Но здра­вый смысл все-та­ки дол­жен был под­ска­зать Пе­т­ру, что це­на это­му клоч­ку зем­ли уж слиш­ком ве­ли­ка. И по­том: за­чем же сто­ли­цу — cерд­це стра­ны, пе­ре­но­сить на опас­ный по­гра­нич­ный ру­беж, да еще на бе­рег Не­вы — это­го до по­ры до вре­ме­ни спя­ще­го во­дя­но­го Ве­зу­вия? Но что зна­чит здра­вый смысл, ког­да по­ступ­ки че­ло­ве­ка дик­ту­ет лю­бовь!
Имен­но лю­бовь сы­г­ра­ла ог­ром­ную роль в рож­де­нии на­ше­го го­ро­да. По­ра­зи­тель­но бы­с­т­ро Петр обос­но­вал­ся здесь и при­ки­пел к сво­е­му «Пе­тер­бур­гу-го­род­ку». И это­му есть объ­яс­не­ние — рань­ше у не­го не бы­ло сво­е­го до­ма, той ма­лой ро­ди­ны, без ко­то­рой ве­тер жиз­ни но­сит че­ло­ве­ка как пе­ре­ка­ти-по­ле. За этой стран­ной не­при­ка­ян­но­с­тью по­ве­ли­те­ля-са­мо­держ­ца сто­я­ла пе­чаль­ная ис­то­рия его дет­ст­ва и юно­с­ти.
В де­сять лет ца­ре­вич Петр, ро­див­ший­ся в мос­ков­ском Крем­ле, стал ца­рем и сра­зу же уви­дел, как взбун­то­вав­ши­е­ся стрель­цы, пья­ные от ви­на и кро­ви, рас­тер­за­ли на ку­с­ки мно­гих его близ­ких, род­ных лю­дей. Дол­гие го­ды прав­ле­ния Со­фьи он ис­пы­ты­вал страх за свое по­ли­ти­че­с­кое бу­ду­щее и за свою жизнь. Он не лю­бил за­пу­тан­ных мос­ков­ских уло­чек, за­ко­ул­ков, ту­пич­ков и про­ул­ков (вот по­че­му у нас, в Пи­те­ре, та­кая лю­бовь к на­зва­нию «про­спект», и их но­сят впол­не скром­ные ули­цы!), не раз ца­рю до­но­си­ли, что уже то­чат на не­го ос­т­рые но­жи, а ведь он ез­дит по ве­че­рам и без ох­ра­ны. В Моск­ве нель­зя бы­ло раз­вер­нуть­ся, здесь все ды­ша­ло не­на­ви­ст­ной ста­ри­ной, все на­чи­на­ния то­ну­ли в мос­ков­ской гря­зи, бе­за­ла­бер­щи­не и ле­ни — как из­ве­ст­но, мос­ков­ское «тот­час» — це­лый век!
Да и лич­ная жизнь не за­да­лась: не бы­ло сча­с­тья с ца­ри­цей Ев­до­ки­ей — на­сто­я­щей ста­ро­мо­с­ков­ской Ду­ней. Про­па­ли еще не­сколь­ко лет с Ан­ной Монс из Не­мец­кой сло­бо­ды, ко­то­рая не лю­би­ла ца­ря, а под ко­нец взя­ла, да и из­ме­ни­ла ему. А меж­ду тем гроз­ный царь Петр нуж­дал­ся, как и все лю­ди, в се­мей­ном теп­ле и по­кое. Нет, Моск­ва не бы­ла ро­ди­ной его ду­ши, род­ным до­мом! Он рвал­ся из нее прочь при пер­вой воз­мож­но­с­ти. Не слу­чай­но, гля­дя в Ан­г­лии в 1698 го­ду на ма­не­в­ры бри­тан­ско­го фло­та, он в серд­цах вос­клик­нул: «Как бы я хо­тел сме­нить свою судь­бу ца­ря на долж­ность ан­г­лий­ско­го ад­ми­ра­ла!».
Здесь же, на бе­ре­гах Не­вы, на но­вом ме­с­те, не ом­ра­чен­ном па­мя­тью про­шло­го, все по­ш­ло у Пе­т­ра как нель­зя луч­ше. Бы­ли одер­жа­ны пер­вые по­бе­ды над шве­да­ми, на­ла­ди­лась и се­мей­ная жизнь. Раз­ве он мог бы по­ду­мать, что не прой­дет и се­ми лет по­сле ос­но­ва­ния го­ро­да, а он бу­дет плыть по мо­рю на шня­ве «Ли­зет­ка» и слать при­ве­ты сво­е­му боль­шо­му се­мей­ст­ву, же­не Ка­те­ри­нуш­ке, «дру­гу сер­деш­но­му», до­че­рям Ан­нуш­ке и Ли­зет­ке! Что в даль­них по­хо­дах он бу­дет меч­тать о том ча­се, ког­да вер­нет­ся в свой «Па­ра­диз», что не уви­дел, как за­цвел его лю­би­мый «ого­род» — Лет­ний сад.
Во вре­мя ре­с­та­в­ра­ции До­ми­ка Пе­т­ра в 1970-х гг. бы­ли об­на­ру­же­ны цвет­ные рос­пи­си на на­лич­ни­ках до­ми­ка и на его вну­т­рен­них две­рях. Сре­ди зе­ле­ни ле­са и ха­о­са пер­вой строй­ки он вы­гля­дел, ве­ро­ят­но, как спу­с­тив­ший­ся с не­ба ма­лень­кий ска­зоч­ный те­рем. В пе­т­ров­ское вре­мя До­мик Пе­т­ра I на­зы­вал­ся ина­че: «Крас­ные хо­ро­мы» или «Ста­рые Его им­пе­ра­тор­ско­го ве­ли­че­ст­ва Крас­ные хо­ро­мы». В 1720 г. Петр ре­шил со­хра­нить свое пер­вое жи­ли­ще на па­мять по­том­ст­ву и по­это­му пред­пи­сал Тре­зи­ни «око­ло хо­ром ста­рых Цар­ско­го ве­ли­че­ст­ва на Го­ро­до­вом ос­т­ро­ве сде­лать са­рай с кров­лей». В 1723 г. Тре­зи­ни раз­ра­бо­тал про­ект от­кры­то­го па­ви­ль­о­на. Был объ­яв­лен кон­курс на под­ряд «к де­лу ка­мен­ных стол­бов на го­ля­рею с ар­ка­ми кру­гом Крас­ных хо­ром». В сен­тя­б­ре 1723 г. под­ряд вы­иг­рал яро­сла­вец, по­ме­щи­чий кре­с­ть­я­нин Саб­лин, ко­то­рый обя­зал­ся с ко­ман­дой в трид­цать ка­мен­щи­ков за­бу­тить фун­да­мент и по­ста­вить ка­мен­ные стол­бы с ар­ка­ми и пи­ля­с­т­ра­ми. В ок­тя­б­ре на па­ви­ль­о­не уже бы­ла ус­та­нов­ле­на кров­ля из гон­та, вы­кра­шен­ная су­ри­ком.
На сле­ду­ю­щий год бы­ло ре­ше­но для луч­шей со­хран­но­с­ти ре­лик­вии, «меж зде­лан­ных ка­мен­ных пи­ля­с­т­ров кру­гом вме­с­то бо­ляс вы­класть ка­мен­ную стен­ку тол­щи­ною на пол­та­ра ар­ши­на, да­бы при­бы­лы­ми во­да­ми оных хо­ром не под­мы­ва­ло». При Ека­те­ри­не II До­мик уп­ря­та­ли в фут­ляр, и это сви­де­тель­ст­во ве­ли­ко­го чув­ст­ва Пе­т­ра до­шло поч­ти без пе­ре­мен до на­ше­го вре­ме­ни.

Точ­ка би­фур­ка­ции, или Не­из­ве­дан­ное бу­ду­щее Ни­ен­шан­ца
Од­наж­ды ав­то­ру этих строк до­ве­лось по­жить не­сколь­ко не­дель зи­мой в Гол­лан­дии, в ма­лень­ком го­род­ке Нар­ден, под Ам­стер­да­мом. Та­ких го­род­ков мно­го в Гол­лан­дии, Гер­ма­нии, Фран­ции. Ти­ха и раз­ме­ре­на их жизнь, уют­ны и бе­зо­пас­ны их ве­чер­ние ули­цы, при­вет­ли­во све­тят­ся в тем­но­те вы­ве­с­ки ред­ких ре­с­то­ра­нов и пив­ных. Ве­че­ром, про­хо­дя по улоч­ке, сплошь за­став­лен­ной ав­то­мо­би­ля­ми, не­воль­но от­во­дишь гла­за от окон: на ни­жних эта­жах до­мов нет за­на­ве­сок — ни­кто не пря­чет­ся, че­ст­но­му го­ро­жа­ни­ну не­че­го скры­вать­ся от лю­дей. Вот он си­дит в уют­ном крес­ле с труб­кой в зу­бах, чи­та­ет га­зе­ту, от­све­ты ог­ня в ка­ми­не иг­ра­ют на сте­нах, на ко­в­ре ле­жит вис­ло­ухая до­б­рая со­ба­ка (у них все со­ба­ки по­че­му-то с до­б­ры­ми фи­зи­о­но­ми­я­ми). На длин­ном цве­та­с­том ди­ва­не с де­сят­ком по­ду­ше­чек при­мо­с­ти­лась его се­мья — же­на, сын и доч­ка — смо­т­рят те­ле­ви­зор. Мир спо­кой­ный, не­ве­до­мый…
Но Нар­ден по­ра­зил ме­ня не этим. Пред­ставь­те се­бе Пе­т­ро­пав­лов­скую кре­пость — бол­вар­ки, флан­ки, ба­тар­до, ра­ве­ли­ны, ка­зе­ма­ты, мос­ты, а вну­т­ри это­го ка­мен­но­го коль­ца «встав­ле­ны» не Мо­нет­ный двор с кир­пич­ной тру­бой, а уз­кие улоч­ки ста­рин­но­го сред­не­ве­ко­во­го го­ро­да, в цен­т­ре не вы­ло­жен­ный гру­бым бу­лыж­ни­ком бес­край­ний плац, а уют­ная тор­го­вая пло­щадь. Она ожи­ва­ет два ра­за в не­де­лю ра­но ут­ром, ког­да со всех кон­цов го­род­ка к ней ус­т­рем­ля­ют­ся за про­ви­зи­ей и не­пре­мен­но — за цве­та­ми хо­зяй­ки с кор­зин­ка­ми. Ря­дом — не ба­роч­ный Пе­т­ро­пав­лов­ский со­бор, а мо­гу­чая цер­ковь пе­ри­о­да по­зд­ней «пла­ме­не­ю­щей» го­ти­ки, а в те­ле ко­ло­коль­ни еще с XVI ве­ка за­ст­ря­ло ка­мен­ное яд­ро, по­слан­ное осад­ны­ми пуш­ка­ми вой­ска гер­цо­га Аль­бы.
Нар­ден за­ни­мал важ­ное стра­те­ги­че­с­кое по­ло­же­ние на пу­ти к Ам­стер­да­му, и со вре­мен Аль­бы кре­пость по­ви­да­ла раз­ных вра­гов. В 1813 го­ду ее да­же осаж­да­ли рус­ские вой­ска под ко­ман­до­ва­ни­ем ге­не­ра­ла А. Х. Бен­кен­дор­фа. Свою роль она сы­г­ра­ла и в по­сле­ду­ю­щих вой­нах. Ук­реп­ле­ния по­сто­ян­но пе­ре­ст­ра­и­ва­ли, мо­дер­ни­зи­ро­ва­ли, но во­ба­нов­ские уни­вер­саль­ные на­ча­ла при­ль­нув­шей к зем­ле кре­по­с­ти со­хра­ни­лись и в по­сле­ду­ю­щие ве­ка — ра­ве­ли­ны, флан­ки, ори­ль­о­ны, фа­сы, все как у нас… Те­перь гар­ни­зо­на уже нет, ук­реп­ле­ния ра­зо­ру­же­ны, все за­рос­ло тра­вой, ино­гда при­ез­жа­ют ту­рист­ские ав­то­бу­сы из Че­хии — здесь на­хо­дит­ся гроб­ни­ца ве­ли­ко­го чеш­ско­го про­све­ти­те­ля Яна Амо­са Ка­мен­ско­го. И ког­да длин­ная гро­ма­да ав­то­бу­са с тру­дом про­тис­нет­ся по уз­кой улоч­ке и про­гре­мит по чу­гун­но­му раз­вод­но­му мос­ту че­рез ка­нал, опять на­сту­па­ет ти­ши­на про­вин­ци­аль­но­го го­род­ка…
Идя по ук­реп­ле­ни­ям и улоч­кам Нар­де­на, я ду­мал не о Пе­т­ро­пав­лов­ской кре­по­с­ти, а о Ни­ен­шан­це… Фи­зи­ки го­во­рят о па­рал­лель­но­с­ти вре­ме­ни, о точ­ке би­фур­ка­ции — сво­е­об­раз­ной раз­вил­ке вре­мен, ког­да для нас ре­а­ли­зу­ет­ся лишь один ва­ри­ант ис­то­рии, хо­тя она мо­жет раз­ви­вать­ся од­но­вре­мен­но по не­сколь­ким пу­тям, за не­ки­ми не­ви­ди­мы­ми, не­до­ся­га­е­мы­ми «сте­на­ми» про­ст­ран­ст­ва и вре­ме­ни. Мо­жет быть, там, за этой не­ви­ди­мой сте­ной и сто­ит наш Нар­ден — Ни­ен­шанц. В том вре­ме­ни не бы­ло ни­ка­ко­го Пе­т­ра I (об­ра­зо­ван­ный ни­ен­ша­нец с тру­дом вспом­нит: «А, это — тот са­мый взбал­маш­ный рус­ский царь, ко­то­рый в мо­ло­до­с­ти по­ехал в Гол­лан­дию и слу­чай­но по­гиб в Са­ар­да­ме, су­нув ру­ку в мель­нич­ный ме­ха­низм»), не бы­ло Се­вер­ной вой­ны, Пе­тер­бур­га, там швед­ский ко­роль Карл XII по­слу­шал­ся сво­их ин­же­не­ров и пе­ре­ст­ро­ил сла­бые ук­реп­ле­ния Ни­ен­шан­ца по прин­ци­пам Во­ба­на, там Ни­ен­шанц ус­пеш­но от­бил­ся от мно­гих рус­ских осад XVIII—XX вв., и те­перь, во вре­мя без­мя­теж­но­го ми­ра, на­сту­пив­ше­го для этой ней­т­раль­ной стра­ны, ста­рин­ный швед­ский го­ро­док ти­хо жи­вет вну­т­ри бе­тон­но­го кре­по­ст­но­го коль­ца, и по его уют­ным, про­вин­ци­аль­ным ули­цам так хо­ро­шо ид­ти ве­че­ром из ре­с­то­ра­на. Толь­ко не­воль­но от­во­дишь гла­за от окон: на ни­жних эта­жах до­мов нет за­на­ве­сок — ни­кто не пря­чет­ся, че­ст­но­му го­ро­жа­ни­ну не­че­го скры­вать­ся от лю­дей…
Из кни­ги: «Юный град: Пе­т­ербург времен Петра Великого»

Евгений Викторович Анисимов, ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского Института Российской истории РАН, член Союза писателей Санкт-Петербурга, доктор исторических наук, профессор