Ночь опускалась на город медленно, неслышно; так в безветренную погоду на землю ложится снег. Долго искрились в воздухе вечерние сумерки, фонарные огни вспыхивали и гасли в них. Вслед за сумерками к городу подбиралась мгла. Она клубилась над рекой, и время от времени то одно, то другое её щупальце протягивалось к берегу, цеплялось за деревья, каменные башни, резные балконы старого города, окутывало дома и дороги, так что свет редких ненадёжных фонарей уже не рассеивал темноту.
И в тот самый миг, когда город уже готов был скользнуть во мрак и исчезнуть, раствориться в нём, что-то вспыхнуло мягким золотом на горизонте. Это взошла луна. Потёки света прорезали рыхлую мглу; та отпрянула, заколыхалась и вдруг поднялась навстречу старому месяцу стройной осанистой фигурой. Спящий город лежал в пышном подоле её тёмного платья, широкие рукава стелились по небу. Хищная рука протянулась к месяцу, мазнула по небу острыми пальцами, проливая тьму. Месяц заметался, силясь увернуться, и лунный свет, мерно дрожавший рекой в тёмных берегах, раздробился на блики, замерцал в оконном стекле.
Веселина открыла глаза.
Странное чувство, когда просыпаешься среди ночи не в силах понять, что тебя разбудило. Может быть, глубокая тишина, какая наступает со смертью настенных часов в петляющем коридоре? Веселина прислушалась. Нет, часы тикают, особенно чётко в тишине ночной квартиры, без хрипов и фальши. Может, нечаянный шорох шин под окном, отсвет от фар на стене над кроватью? Но не слышно глухого рыка удаляющегося мотора. Отсвет… Свет… А почему не играют на стенах алые и золотые отблески огоньков, переливающихся в тёмной зелени еловых лап?
Веселина выскользнула из-под одеяла, прошуршала босыми ногами по мягкому ковру к высокой, от пола до потолка, ёлке. Где-то в глубине плетения игл, прячась за стеклянными зверями и птицами, вился серпантин, расцвеченный разноцветными лампочками. Опустившись на колени, Веселина нащупала его тонкую нить, потянула к розетке. Окно за её спиной мигнуло прощальным лунным лучом: месяц безжизненно обмяк, потускнел в тонкой руке. Небрежно покрутив его в пальцах, тёмная фигура убрала, точно гребнем, его мёртвым серебром волосы.
Только один луч, тот самый, что колотился в окно Веселины, сумел вырваться из цепких пальцев. Пронизав оконное стекло, он ударился в серебристый шпиль, венчавший ель, и поскакал вниз: от фигурных часов, застывших на пороге полуночи, к расписному петушку; сквозь прозрачный шар, высветив призрачным светом крылья притихшей в нём бабочки, и дальше, вниз, туда, где на девичьей шее, под медными завитками волос, мерцала серебряная цепочка. Капля света скользнула по ней и лёгким холодком тронула ключицы Веселины, застыв на них маленьким серебряным полумесяцем.
Аликс Рыжикова, курсистка-словесница, глава московского отделения Dark Romantic Club,
поэт и сказочница